Глава 7
- Кто ты такая? Энжи поднимает голову. Вот уже несколько дней она ждала этого вопроса, и все равно надеялась, что он не прозвучит. - Я имею в виду, кто мы друг другу? - в глазах Хана нет настороженности или боли, только спокойное желание понять. Энжи подходит к нему и берет его за руку. - Это сложно объяснить. Она понимает, насколько абсурдно это звучит, но у нее нет лучшего ответа, потому что, в конце концов, она и сама не знает. - Ты важна, - его пальцы смыкаются на тонкой ладони, и он некоторое время молчит, рассматривая ее, - но я не помню почему. Энжи осторожно высвобождает руку и тихо отходит вглубь комнаты, туда, где, как прежде, стоят книжные шкафы. Лестер сказал, что они до конца будут здесь стоять. Приблизившись к ним вплотную, Энжи мягко касается мощных широких полок. Книги на них слегка выцвели и выглядят старыми, как будто изданы были не в прошлом или позапрошлом веке, а много столетий назад. Хан говорил ей, что текст хорошо заметен, хотя и не так ярок, как раньше, но большую часть томов теперь трудно читать из-за ставших слишком хрупкими страниц. Лестер сказал, что когда произойдет самое страшное, книги исчезнут. Но пока они здесь. Ей нельзя плакать. Энжи отворачивается от шкафов и, пройдя разделяющие их несколько шагов, подходит к Хану и касается ладонью его щеки. Во внезапном порыве прильнув к нему теснее и зарывшись руками в густые темные пряди, она долго-долго перебирает его волосы. - Кто ты такая? - шепчет Хан. *** Проходит еще несколько недель. Они проводят вместе больше времени, чем когда-либо, хотя Хан по-прежнему ее не узнает, и нет причин думать, что это изменится. Энжи почти переселяется в тюрьму, покидая изолятор лишь для того, чтобы увидеться с родными или просто побродить по городу, бездумно следуя одним и тем же путем, не замечая улиц, небоскребов и остановок, - на последнем настаивает Лестер, он выгоняет ее прочь, говоря, что одного пациента с деменцией ему достаточно и он не хочет отвечать еще и за нее. Энжи плачет, скрутившись на узкой койке в его кабинете, а затем выходит в большой равнодушный мир, где нет белых стен, выцветающих книг и запаха тоски и никому нет дела до оставшегося в изоляторе человека, чьи точеные руки прилагают титанические усилия, чтобы правильно держать ложку. Она гуляет долго, кружа по городу, плача и учась ненавидеть. Капитана Кирка, руководство флота, адмирала Маркуса, который разбудил Хана только для того, чтобы удовлетворить амбиции, которые никому, кроме него самого, не были нужны. Ненависть держит не дольше пары часов - а после она опять вынуждает себя свернуть обратно к проспекту, за которым виднеется белое здание тюрьмы, и почти не пугается, когда в один из дней обнаруживает себя в кабинете у Лестера с горстью таблеток в одной руке и стаканом воды в другой. - Я что, уже созрела для эвтаназии? - равнодушно спрашивает она у Лестера. - Считаете, мне уже пора? Тот только сокрушенно качает головой и, отобрав у нее и стакан, и таблетки, произносит мягко, но твердо: - Энжи. Тон, которым он это говорит, настолько не вяжется с привычным образом Лестера, все это время остававшимся если не гаванью, то точкой опоры, спасательным кругом, за который она хваталась каждый раз, когда силы покидали ее и течение одинаковых дней становилось слишком невыносимым, что она поднимает глаза, а когда понимает, что он хочет сказать, в тот же миг отворачивается, но уже поздно: все ясно и без слов. - Следующие два дня я буду давать ему нейростимуляторы, - ровно, будто делясь с ней информацией о погоде, говорит врач. - Он хочет... - Нет. - Энжи... - Я сказала: «Нет». И тогда Лестер взрывается. Ему тоже пришлось несладко, вдруг понимает Энжи, глядя, как уравновешенный и всегда корректный Лестер вскакивает с койки, на которой сидел, и принимается ходить по комнате, бросая на нее яростные взгляды, открывая рот, словно чтобы сказать что-то резкое или язвительное, и тут же вновь закрывая его. Она почти равнодушно следит за тем, как он снова опускается на сиденье напротив нее и, взяв ее руки в свои, произносит: - Энжи. Прошу тебя. Дай ему уйти. Он сказал, что хочет, чтобы я нашел возможность продержать его ближайшие несколько дней во вменяемом состоянии, - продолжил доктор, не обращая внимания на ее попытки вырвать руки или возразить, убежать и не видеть его больше, - чтобы он мог разобраться с оставшимися делами. Энжи молчит. - Он уйдет тихо. - Лестер говорит медленно, не сбавляя тона, и она никогда не подозревала в нем такой жестокости. - И у него не осталось никаких важных дел. Кроме того, чтобы встретиться с тобой. А потом я просто отключу его. Энжи успевает удивиться, отчего мир сделался мутным и расплывчатым, прежде чем понимает, что слезы застилают ее глаза. - Хорошо, - сморгнув надоедливый туман, мешающий ей смотреть, она поднимает на Лестера ясный спокойный взор. - Я сделаю это. Если ты поможешь мне сделать так, чтобы я могла остаться с ним до конца. Лестер не удивлен; он смотрит на нее прямо, без сострадания и жалости - сейчас они ей не нужны, - и некоторое время молчит, словно не зная, что сказать. - Вы оба сумасшедшие, - выдает он, наконец. - И я не знаю, кто больше. Энжи слабо