«Надо будет ещё и мэтра Ориона предупредить, чтобы он язык за зубами держал, — даже размыслил ректор, — а то не даст нам наш грозный профессор спокойно в отпуск уехать, вот ни за что не даст».
***
Похороны Питрина проходили тягостно. Во всяком случае, таковыми они стали для Милы. Молодая женщина прекрасно помнила с каким теплом приятель рассказывал о своей семье, с каким уважением вспоминал родителей (и особенно отца), с какой гордостью делился историями про младших братьев и единственную сестру. Питрин любил этих людей всей душой, и они, не иначе, так же сильно любили его. Вот только никому из них не суждено было проводить сына и брата в последний путь. Переправлять тело Питрина в его далёкое захолустье администрация Вирграда по понятным причинам не захотела. Накладно оно было. Щедрости академии хватило только на то, чтобы не дать своему бывшему слушателю быть кремированным, как какому-то бродяге.
— Ну-ну, не переживайте так, лер Свон, — вдруг обратился к ней мэтр Орион и, когда увидел непонимание во взгляде, с мягкостью пояснил. — На вас лица нет.
— Есть на мне лицо, — злобно буркнула Мила и снова уставилась на то, как двое могильщиков ковыряют промозглую землю.
Та яма, что эти люди выкопали ранее, оказалась чрезмерно большой для детского гробика, в который в морге компактно сложили останки Питрина. По этой причине кладбищенские работнички пошушукались между собой и предложили мэтру Ориону другое место для захоронения. «Землица, уважаемый, нынче як камень, пусть уж сюда кто‑нить другой ляжет, порослее. А мы за ожидание вашему покойничку вон, за бесплатно именную деревянную табличку справим».
Ненадолго Мила прикрыла глаза. Она понимала, что её злит отнюдь не согласие мэтра Ориона на табличку, а жизнь в целом. Не хотелось ей видеть, как тело Питрина уходит под землю, а тут ещё и гроб этот до смешного маленький, и перенос могилы… Одно наслаивалось на другое, а сверху, как вишенка на торте, ещё и зимнее время. Милу не грел даже одолженный Саймоном у кого-то из студентов тулупчик. У неё словно душа заледенела.
— Лер Свон, — снова обратился к ней мэтр Орион.
— Что?
— Переход к смерти сами умершие воспринимают иначе. Вам, как будущему некроманту, стоит думать сейчас об этом.
— Ага. Может, мне ещё думать о том, как же это Питрину повезло оказаться в земле, а не в подвале нашей кафедры? — с вызовом осведомилась Мила, и куратор группы, устало вздохнув, вежливо попросил:
— Не ёрничайте хотя бы сейчас, я вообще-то пытаюсь вас успокоить, а не оскорбить.
— Верно. Хватит уже, Милка, — поддержал хлюпающий носом Саймон. И нет, он не плакал, просто немного простыл.
На кладбище снова воцарилась тишина. Было только слышно, как звенят вонзающиеся в ледяную землю лопаты, как скрипит под ногами могильщиков снег. Снег запорошил и гроб, в котором лежал Питрин, и его покров казался Миле не саваном, а вековой пылью. А ещё молодая женщина отчего-то испытывала гнетущее чувство стыда. И, когда она наконец поняла отчего оно в ней возникло, Мила сама обратилась к Люцию Ориону.
— Скажите, мэтр, известие родным Питрина уже отправлено?
— Нет. Я искренне сомневаюсь, что они умеют читать, и поэтому думаю как бы передать им письмо через вестника.
— А можно… а можете в этом письме не сообщать, что Питрин был отчислен? Пожалуйста. Пусть его родные думают, что однажды он действительно стал бы магом, — Мила с искренней надеждой посмотрела на преподавателя, но тот с укоризной покачал головой. Льняные волосы Люция Ориона при этом показались из-под меховой шапки, и на них тут же упали снежные хлопья. Казалось, мир хотел окрасить всё в белый цвет.
— Лер Свон, ложь в принципе редко когда приводит к чему-то хорошему. А уж такая тем более. Родные Питрина Пипы всё равно узнают правду, они же получат предписание оплатить его долг.
— А, может, и не получат, — вклинился в разговор Саймон.
— То есть, лер Сильвер? Объяснитесь.
— Я прошу вас этот долг на меня перевести.
— Как на вас?
Удивлению Люция Ориона не было предела. Даже Мила и то была поражена до глубины души. Саймону не был присущ альтруизм, он предпочитал действовать с рассудительностью, порой называемую чёрствостью.
— Да, на меня. Как вернёмся в академию, я готов любое нужное заявление написать.