***
Будучи довольным тем, как он поквитался с Тварью, Антуан куда как легче пережил оставшиеся экзамены. Правда, при этом его порой терзало острое беспокойство. Он не был до конца уверен, что Тварь промолчит, уж ей-то могло хватить наглости выдвинуть против него обвинения. Но благоразумие взяло в ней вверх. Эта женщина знала, что академия её единственный шанс достичь чего-то дельного в жизни, и наивно верила, что этим шансом воспользуется.
«Ха, вот идиотка», — мысленно хмыкнул Антуан, прежде чем в очередной раз с презрением посмотрел на сидящую поодаль от него Милу Свон. Он наконец-то чувствовал своё превосходство над ней.
— Антуан, ты сегодня с нами? — между тем шёпотом спросил Филипп Оуэн, имея в виду предстоящую игру в карты.
— Да. Я достаточно уделил времени Катрине, чтобы она поняла, чего я от неё хочу. Пусть теперь сама решает. Побыть одной, чтобы размыслить столь многого она лишена без моего общества и кошелька, будет для неё полезно.
— Ты поступаешь правильно, — с улыбкой поддержал Антуана друг и замолчал. Всё же они сидели не так далеко от преподавателя.
У их курса была совместная консультация перед последним экзаменом, но Антуан отчаянно скучал. Материал был ему хорошо знаком. Из всех развлечений он мог разве что свысока смотреть на Тварь, но она всё время делала вид, будто нисколько не замечает его уничижительного взгляда. И да, в целом это было правильно. Месть дала Антуану возможность успокоиться. Он полгода был сосредоточен на одной единственной мысли отомстить и теперь ему полегчало. А уж то, что у него досрочно приняли все экзамены. М‑м-м…
— Конечно, я вам даже заочно поставлю отлично, — сказал последний из преподавателей во время разговора на тет-а-тет. — Вы прекрасно отвечали на этой консультации и в целом за семестр показали отличные знания. В вас я уверен и потому могу освободить вас от обязанности сдавать экзамен вместе со всеми.
Получив запись в студенческую книжку, Антуан Грумберг навестил мэтра Ориона. Мэтр не имел возражений на его досрочный отъезд, и профессор Найтэ Аллиэр не выразил своего несогласия тоже. А потому рано поутру двадцать шестого декабря молодой лорд Грумберг отправился в тягостное путешествие по просторам Верлонии. Однако, тягостным оно казалось только ему. Ни один простолюдин не посчитал бы дорогу в роскошной карете, поставленной по зимнему времени на полозья, чем‑то удручающим. Да и остановки в лучших комнатах лучших постоялых дворов вряд ли можно было счесть трагедией. Но Антуан желал как можно скорее оказаться в родовом поместье, а дорога до него была длительной — именно это его тяготило.
— Давайте быстрее!
— Так ведь лошади устали, — позволил себе промямлить усатый кучер.
— Значит, найдите других. Замените их на любых, главное свежих!
Кучер недовольно покосился назад себя, потом глянул на морды своих любимых жеребцов. То были породистые кони. Менять их на каких-то чужих ему не хотелось. Но желание оказаться в родных краях подгоняло Антуана, а потому к исходу пятых суток пути он всё же оказался дома.
Родовое имение Грумбергов располагалось не так далеко от столицы, до него оттуда было немногим меньше дневного перегона, и благодаря этому обстоятельству отец Антуана — Герман Грумберг, граф Мейнецкий, частенько появлялся в этом доме. Он мог себе позволить столь малозатратные по времени путешествия, и поэтому слухи об их семействе не расползались. Дело в том, что Герман Грумберг давно утратил интерес к жене, леди Каролине, и, хотя их отношения оставались дружескими, держаться супруги предпочитали по раздельности. Леди Каролина появлялась в столице только время от времени, предпочитая суете города спокойную жизнь в имении. Заодно, так она дозволяла мужу жить на своё усмотрение и щадила свои нервы появлением у него то одной, то другой любовницы.
Антуан был уже достаточно взрослым, чтобы понимать происходящее между его родителями в полной мере, его первое острое недовольство из-за этого обстоятельства давно прошло, а потому он всего лишь удивился, что к моменту его приезда отец оказался дома.
Встреча родных людей прошла трогательно и тепло. Улыбка не могла сойти с лица Антуана. Он был искренне счастлив, и потому с лёгкостью отвечал на расспросы о том, как ему живётся в академии… до тех пор, пока речь не зашла о лице конкретном.
— Мне довелось узнать, что в этот год к вам на факультет какая-то особенная студентка поступила, — испытывающе глядя на сына, сказал Герман Грумберг. — Я бы хотел услышать о ней подробности.