Если одно из составляющих имен, входящих в данное сложное имя, заменить другим именем с тем же, что и у заменяемого, смыслом (т. е. его синонимом), то полученное новое сложное имя выражает тот же смысл, что и первоначальное (ср. [221, § 01, а также § 02, примечание 30); в силу принципа замены на равнозначное полученное сложное имя будет иметь значение, совпадающее со значением исходного сложного имени.
В теории Фреге справедливо также следующее положение: если одно из составляющих имен, входящих в данное сложное имя, заменить именем, смысл которого отличен от смысла заменяемого имени, то полученное таким образом новое сложное имя выражает уже иной смысл, нежели первоначальное; при этом значение полученного сложного имени – в силу много-однозначного характера отношения смысла к значению – может совпадать со значением исходного имени, но может оказаться и отличным от него.
Остается случай, когда составляющее имя заменяется именем, значение которого иное, нежели у заменяемого. Сложное имя, получающееся в результате, может иметь значение как отличное от значения первоначального имени, так и совпадающее с ним[26]. Что касается его смысла, то он всегда отличен от смысла исходного имени.
Фреге нигде не опирается на принципы для смыслов. Ведь применение их предполагает, что для смыслов определено отношение равенства (т. е. дано определение синонимов), а такого определения в теории Фреге не содержится. В ней необходимо только правило замены равнозначным[27].
Для языков, в которых встречаются имена, не имеющие значения, имеет силу еще один принцип: если составляющее имя не имеет значения, то и сложное имя, в состав которого это составляющее имя входит, значения не имеет. Этот принцип можно прочесть и так: если сложное имя имеет значение, то его имеет каждое входящее в него имя.
***
Суть теории Фреге заключается в том, что в ней предложения рассматриваются как частный случай имен. Фреге показывает, что при определенном истолковании всё, установленное для имен, оказывается верным и для предложений.
В чем же следует видеть смысл и значение предложений? При решении этого вопроса Фреге исходит из того, что каждое повествовательное предложение содержит некоторую мысль, которая может быть только или значением предложения или его смыслом. Если предположить первое, то к предложениям окажется не применим принцип замены на равнозначное. В самом деле, если в предложении (5) «Утренняя звезда есть тело, освещаемое Солнцем» заменить составляющее имя 4) равнозначным ему именем 6), мы получим предложение 6) «Вечерняя звезда есть тело, освещаемое Солнцем», которое должно выражать ту же мысль, что и (5). Но (5) и (6) содержат различные мысли. Это можно усмотреть хотя бы из того, что человек, не знающий, что Вечерняя звезда есть Утренняя звезда, мог бы считать одну мысль истинной, а другую ложной, чего не могло бы быть, если бы оба предложения служили для выражения одной и той же мысли. Таким образом, принцип замены нарушается. Значит, заключает Фреге, мысль не может быть значением предложения; напротив, ее следует считать смыслом.
Как же обстоит дело со значением предложения? Прежде всего Фреге отмечает, что существуют предложения, не имеющие значения. К их числу относятся те, которые содержат имена, не имеющие значения: например, «Одиссей был выброшен на берег Итаки глубоко спящим». Обратим внимание на то, что говорить об истинности или ложности этого предложения не приходится. Если Одиссей не существовал, то какой смысл в постановке вопроса, правда или нет то, что он был выброшен на берег Итаки глубоко спящим?[28]Отсюда возникает предположение, что значением предложения следует считать его истинность пли ложность. Следующее рассуждение, по мнению Фреге. придает этому предположению полную убедительность.
Предикат, считает Фреге, приписывается или отвергается не относительно имени, а относительно его значения, т. е. самого предмета[29]. Только тогда, когда имеет место приписывание или отвержение предиката относительно предмета имени, предложение получает достоинство истинности или ложности[30]. Если имя, являющееся субъектом, не имеет значения, то предложение ни истинно и ни ложно. Но в этом случае (по принципу, согласно которому сложное имя не имеет значения, если какое-либо входящее в него составляющее имя не имеет значения) оно не должно иметь и значения. Далее, если, как совершенно справедливо считает Фреге, предикат приписывается или отвергается относительно самого предмета, а не его имени, то истинность (или ложность) предложения останется, конечно, без изменения, если мы станем менять имена, обозначающие предмет суждения, пока эти имена будут обозначать один и тот же предмет. Итак, получается, что если смотреть на истинность и ложность как на значения предложений, то как принцип замены равнозначным, так и принцип, по которому, если сложное имя имеет значение, то его имеет каждое входящее в него составляющее имя, окажутся справедливыми и для предложений.
26 Приведем пример, когда значение сложного имени остается тем же самым. Заменим в имени «столица СССР» составляющее имя «СССР» именем «РСФСР», значение которого, конечно, иное, нежели значение заменяемого имени. В результате получим имя «столица РСФСР», значение которого совпадает со значением исходного сложного имени.
27 Применение принципа замены на равнозначное имя тоже, конечно, предполагает, что равенство значений имен как-то определено. Ознакомление с трудами Фреге убеждает в том, что немецкий логик исходил из представления о том, что такое определение всегда возможно в силу присущей людям познавательной способности различения и отождествления предметов, причем предметы он рассматривал как нечто четко отграниченное, как строго друг от друга отличные вещи, которые в логике мы имеем право трактовать как постоянные и неизменные сущности.
Однако такое предположение весьма сильно. По сути дела оно является некоторой идеализацией, из которой мы вправе исходить в логике лишь постольку, поскольку не упускаем из виду того обстоятельства, что развитие, движение вещей объективного мира, их превращения и взаимодействия во многих случаях делают такое различение и отождествление практически неосуществимым; представление о возможности различать и отождествлять предметы есть некоторая абстракция от действительного положения вещей. Этот взгляд, вытекающий из учения диалектического материализма о том, что человеческие понятия всегда несколько упрощают объективную связь природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны процесса развития (ср. В. И. Ленин [1], стр. 143), был, разумеется, чужд Фреге, который отнюдь не был диалектиком. Как метафизик, он по-видимому, считал, что любые объекты в мире всегда могут быть различаемы и отождествляемы.
Характер философских взглядов Фреге освещен в [32]. О том, как метафизические установки Фреге проявились в его теории смысла, см. ниже в настоящей статье.
28 Именно потому, что предложение, содержащее мнимые собственные имена, не может быть истинным, такие имена, указывает Фреге, не могут применяться в науке.
29 В России в некотором смысле аналогичного взгляда придерживался М. И. Каринский (см. [14], стр. 398), причем этот взгляд Каринского был связан с материалистической исходной точкой его логики (ср., например, [14], стр. 387, а также [15]). Подобным же образом и у Фреге его убеждение в том, что предикат приписывается или отвергается не относительно имени (логического субъекта), а относительно предмета имени, находился в непосредственной связи с материалистическими тенденциями его логических взглядов. О взглядах Фреге на логику см. [32].
30 Это положение распространяется и на случаи, когда предметом имени в свою очередь является какое-либо имя или вообще языковое образование, а также и на случаи так называемого