— И чего они все так рыдают? Она же была гадкой бабкой, — слишком громко изрёк Богдан, обращаясь к отцу. Стоя в чёрной одежде перед гробом, он ничуть не смутился толпы вокруг.
— Не говори так! — зашипела мама, одёрнув его за плечо, как только все обернулись в их сторону. Алексею пришлось извиниться перед друзьями семьи; сын и дочь этой женщины, на чьих похоронах они присутствовали, недовольно уставились на наглого ребёнка.
Когда они свернули не туда? В воспитании Богдана были проблемы, сколько бы они не старались их избежать. Несдержанный, он мог опозорить кого угодно и перед кем угодно, будь то учителя или же самые близкие друзья, словно учить его чему-либо попросту бесполезно. Но, если не учитывать этого, он никогда не делал того, что принято считать плохим: никаких битых стёкол, не обижал бездомных животных, не таскал девочек за волосы. Просто что-то упущено.
Алексей нет-нет, да и поглядывал на сына, которого было проще оставить в самостоятельном изучении окружающего мира; видимо, чувство того, что он заинтересовался сам, действовало на него благоприятно. Беляк с особым любопытством поглядывал, как Ярослав учил Алека пользоваться бензопилой. В глазах искрилось увлечение, он явно боялся упустить любой момент, внимательно слушая ликбез по устройству пилы.
Дети, конечно, часто не понимают правил, отчего нарушают чужие границы. Вопрос воспитания, которое зачастую дремлет глубоко внутри, постепенно просыпаясь с годами. Дядя Лёша иногда подмечал, что порой не узнаёт своего сына. Как, например, сейчас: янтарные глаза, в точности как у отца, уставились на бензопилу, на железную цепь. Он не слушает, он упрямо смотрит на цепь.
Оранжевый закат тускнел с каждым мгновением, оставалось всего-ничего до самого прекрасного момента в вечере, когда зарево доходило до своего пика. Небосклон в такие моменты вспыхивает красным совсем ненадолго, а затем на всё живое укладывается золотая вуаль от солнца, вот-вот собирающегося на покой. Последние трели птиц, которые должны смениться ласковыми мелодиями сверчков; и даже проснувшиеся назойливые комары не способны испортить ощущение магии в тот момент, когда землю застилает тёмное, непроглядное полотно не менее волшебной ночи.
Алек подошёл к столу, дядя Миша как раз раскладывал всем варёный картофель, не скупясь посыпать его зеленью и поджаркой. На подходе уже был свиной шашлык, аппетитно потрескивающий на углях, но Алек только облизнулся, глядя на него, и принялся накладывать себе овощной салат.
— Вкусно? — с гордостью в голосе спросил Михаил.
— А то, пап! Очень-очень вкусно! — воскликнул Егор, набивая рот всем, что было на тарелке. Жирный слой кетчупа уже украшал не только еду, но и его губы.
За столом впервые за время отдыха собрались все вместе; каждый в руках держал свою тарелку, с удовольствием уплетая пока ещё лёгкий ужин. Все так проголодались, что даже не удосужились убрать со стола остатки мусора и протереть липкие пятна от чашек и стаканчиков. Да и это не было так важно, чистота никогда не являлась важнейшим фактором в отдыхе, а беспорядок вокруг напоминал о том, что здесь, на природе, самое время отдохнуть от общепринятых норм.
Взрослые, уже успев поставить алкоголь на стол, делились своими мыслями друг с другом, Богдан и Егор периодически подключались к ним, как ни странно к месту вставляя свои пять копеек. Алек тихо ел, слушая их всех вполуха — его мысли заполнили ожидания встречи с Игорем. Шашлык он решил оставить на позднюю ночь, планы на ближайшие несколько часов были значительно вкуснее жаренного мяса.
Стоило ему отставить пустую тарелку и подняться, как под локоть его ухватил дядя Миша, на долю секунду опередив отца, серьёзно проговорив:
— Выбрались все вместе, а ты покидаешь нас? Непорядок, Алек!
— Я просто прогуляться, скоро буду! — поспешил оправдаться он, невольно дёрнувшись.
— Да шучу я, отдыхай! — расхохотался Михаил, заметив раскрасневшееся от негодования лицо парня. — Ждём на шашлык!
Из вежливости усмехнувшись, Алек поспешил в палатку, чтобы побыстрее утеплиться перед ночной прогулкой. Уже там, где его никто не видел и не слышал, он расслабленно выдохнул и мысленно поблагодарил то чудо, из-за которого его не засыпали градом лишних вопросов.
Он еле слышно выругался, увидев, что на футболке красуется пятно от кетчупа; Игорь наверняка уже заждался его, и Алек не стал тратить время на поиски чистой одежды — на голое тело надел чёрную олимпийку, застегнув молнию по самый воротник.
Ловко улизнув от лишних взглядов в заросли, он направился к назначенному месту. Небо потемнело настолько, что с большим трудом можно было уловить остатки фиолетовых оттенков на нём. Звёзды проявлялись так быстро, что Алек будто заново для себя подметил, что здесь их куда больше, чем в городе. Завернув за поворот и подойдя к дереву, он отряхнул свою обувь от лишнего песка, которого успел нахвататься за свою недолгую прогулку, и, прислонившись плечом к стволу, убедился, что вокруг нет никого.
Быстро приближающиеся шаги заставили его встрепенуться, но не потому, что он испугался. Радостно стало не только оттого, что Игорь пришёл, но и что он так безошибочно узнал его по одним только шагам.
— Как же я рад тебя видеть! — он сиял даже в тени вечера, широко улыбаясь и показывая своё хорошее настроение. — Не долго ждал?
— Да я только пришёл, у нас ужин немного затянулся. Идём?
— А куда? — Игорь только сейчас понял, что даже не подумал о том, где можно провести время.
— Ну… эта поездка, конечно, уже успела стать отдушиной, но я всё равно хочу уйти подальше, куда-нибудь в глубь леса. Настроение побыть в полной тишине и в самом тёмном месте, — Алек, задумавшись, опустил глаза в землю. Молчание несколько затянулось, и он, подняв взгляд, улыбнулся: — Но я с большим удовольствием пущу тебя в своё одиночество.
— Тогда идём, — сразу же отозвался Игорь.
Уже через пять минут стало настолько темно, что появился риск потерять тропу, с которой они сошли. Под ногами хрустели иголки и шишки, периодически Алек озвучивал мысли, приходящие в его голову; Игорь же, украдкой его разглядывая, старался отвечать на его вопросы развёрнуто, но иногда выходило до обидного коротко.
— И давно ты такой? — сунув руки в карманы, спросил он.
— Какой? — оживившись, отозвался Алек.
— Грустный тощий мальчик, который редко улыбается и часто опускает голову. Давно?
— Семь… или восемь месяцев, — сразу же ответил он. — Я улыбаюсь, правда, и даже чаще, чем ты думаешь. Ты сможешь это увидеть… в будущем, — добавил он, немного помолчав.
— Ты можешь рассказать мне о том, что было тогда, — Игорь знал, что в ответ будет тишина. И он понимал, что на ношу Алека упало нечто действительно тяжёлое, и для таких откровений всегда нужно время. И, чтобы подчеркнуть добрые намерения, он добавил: — Всегда можешь рассказать.
Мимо его ушей не проскользнул слишком очевидный намёк на будущее, которое может быть между ними. Глаза заискрились, внутри что-то перевернулось от осознания этого. И теперь Игорю с большим трудом удавалось остановить поток мыслей в голове. А молчание Алека, вновь ушедшего в себя, ничуть не способствовало хоть какому-то отвлечению.
— Слушай, — решив его растормошить, начал Игорь. В голове был единственный вопрос, и он тянул время, думая, стоит ли действительно задать его, — а ты влюблялся когда-нибудь?
Алек впервые за время их знакомства посмотрел прямо ему в глаза, на лице отразилось небывалое удивление. Игорь едва рот не открыл от осознания, насколько тот всё же был красив, особенно, когда не скрывал себя за напускной хмуростью и не пытался отвернуться; у него дёрнулась бровь в ожидании ответа, теперь это было ещё больше интересно, чем несколькими секундами назад.
— Наверное, два года назад. Он, — Алек щёлкнул зубами, осознав, какую ошибку допустил, и густо залился краской, молясь, чтоб этого не увидел собеседник, — мне никак не отвечал, потому всё прошло, — протараторил он сбивчиво.