Нашим предметом, однако, является социальная справедливость. Для нас главный субъект справедливости —
базисная структура общества, или более точно, способы, которыми основные социальные институты
распределяют фундаментальные права и обязанности и определяют разделение преимуществ социальной
кооперации. Под основными институтами я понимаю конституцию и основные экономические и социальные
устройства. Таким образом, защита законом свободы мысли и свободы совести, свободный рынок, частная
собственность на средства производства, моногамная семья — это примеры основных социальных институтов.
Взятые вместе в рамках одной схемы, основные институты определяют права и обязанности людей и влияют на
их жизненные перспективы — кем они надеются быть и как они надеются осуществить это. Базисная структура
— это первичный субъект справедливости, поскольку ее воздействие весьма глубоко и присутствует с самого
начала. Интуиция говорит нам, что эта структура содержит различные социальные положения, и что люди,
занимающие различные социальные положения от рождения, имеют различные ожидания, которые
определяются как политической системой, так и экономическими и социальными обстоятельствами. В этом
отношении
22
***
институты общества с самого начала одни социальные положения ставят выше других. Они существенно
углубляют неравенство. Они не только всепроникающи, но они также воздействуют на исходные жизненные
шансы людей; тем не менее, они не могут быть оправданы апелляцией к понятиям заслуг. Именно к такого рода
неравенствам, по предположению, неизбежным в базисной структуре любого общества, должны в первую
очередь применяться принципы социальной справедливости. Эти принципы регулируют выбор политического
устройства и основные элементы социальной и экономической системы. Справедливость социальной схемы
существенно зависит от того, как приписываются фундаментальные права и обязанности, а также от
экономических возможностей и социальных условий в различных слоях общества.
Сфера нашего исследования ограничена в двух отношениях. Прежде всего, я имею дело со специальным
случаем проблемы справедливости. Я не рассматриваю справедливость институтов и социальных практик
вообще, как и отдельные случаи справедливости международного права и отношений между государствами (§
58). Следовательно, если предположить, что понятие справедливости применимо всякий раз, когда имеется
распределение (allotment) чего-то, что рационально рассматривается как приобретение или ущерб, тогда мы
заинтересованы только в одном примере его применения. Нет причин предполагать заранее, что принципы
удовлетворяют базисную Структуру во всех случаях. Эти принципы могут не работать для правил и практик
конкретных ассоциаций или менее обширных coциальных групп. Они могут быть несущественными для
различных условностей и повседневных обычаев; они могут не проливать свет на справедливость, или, лучше,
честность добровольных совместных процедур сотрудничества для осуществления договорных соглашений.
Условия международного права могут потребовать совершенно отличных принципов, выявление которых
делается совсем иным образом. Я буду удовлетворен, если мне удастся сформулировать разумную концепцию
справедливости для базисной структуры общества, временно рассматриваемой в качестве замкнутой системы,
изолированной от других обществ. Значимость этого социального случая очевидна и не нуждается в
пояснениях. Вполне естественно предположить, что если мы имеем основательную теорию для этого случая,
остальные проблемы справедливости будут в свете этой теории более легкими. С подходящими
модификациями такая теория даст ключ для некоторых других подобных вопросов.
Другое ограничение заключается в том, что, по большей части, я рассматриваю принципы справедливости,
которые должны регулировать вполне упорядоченное общество. Предполагается, что любой. человек поступает
9
справедливо и играет свою роль в поддержании справедливых институтов. Хотя справедливость может быть,
как заметил Юм, осмотрительной, ревнивой добродетелью, мы все же можем спросить, каким должно быть
совершенно справедливое общество2. Таким образом, я рассматриваю, главным образом, то, что я называю
теорией строгого согласия (compliance) в противоположность теории