жизни, так и благосостояние общества складывается из удовлетворения систем желаний многих индивидов,
принадлежащих обществу. Так как принцип для индивида заключается в наибольшем возможном достижении
собственного благополучия, реализации его системы желаний, принцип для общества будет заключаться в
преследовании наибольшего возможного благополучия группы, в реализации всеобъемлющей системы
желаний, складывающихся из желаний индивидов. Точно так же, как индивид определяет баланс настоящих и
будущих приобретений и настоящих и будущих потерь, так и общество может сравнивать удовлетворения и
неудовлетворения различных индивидов. Путем подобного рода размышлений мы приходим самым
естественным путем к принципу утилитаризма: общество устроено правильно, когда его институты
максимизируют чистый баланс удовлетворения. Принцип выбора для одного человека распространяется на
выбор для группы людей. Социальная справедливость — это принцип рационального благоразумия в
применении к совокупной (aggregative) концепции благосостояния группы (§ 30)10.
Эта идея становится еще более привлекательной в ходе дальнейшего рассмотрения. Две основные концепции
этики — это концепция правильности (right) и концепция блага. Концепция морально ценного человека, я
полагаю, выводится из них. Структура этической теории в этом случае, по большей части, зависит от того, как в
теории определяются и увязываются два этих понятия. Кажется, что простейший способ их соотнесения
предлагается телеологическими теориями: благо определяется независимо от правильности, и тогда
16
правильность определяется как то, что максимизирует благо11. Более точно, те институты и действия являются
правильными, которые из всех доступных альтернатив дают наибольшее благо, или, по крайней мере, столь же
много блага, сколько могут дать другие институты и действия, рассматриваемые в качестве реально возможных
(требуется дополнение, что максимальный класс не является вырожденным — с одним членом).
Телеологические теории интуитивно весьма привлекательны, так как включают в себя идею рациональности.
Естественно полагать, что рациональность — это максимизация чего-то, и что в области морали должно
максимизироваться благо. Самоочевидным выглядит предположение, что вещи должны быть устроены так,
чтобы вести к наибольшему благу.
Важно иметь в виду, что в телеологической теории благо определяется независимо от правильности. Это
означает две вещи. Во-первых, теория рассматривает наши обдуманные суждения по поводу того, какие вещи
представляют благо (наши оценочные суждения),
35
***
в качестве отдельного класса суждений, интуитивно отмеченных здравым смыслом, и далее, выдвигает
гипотезу, что правильность — это максимизация уже известного блага. Во-вторых, теория позволяет нам делать
суждения о благе без указания на то, что есть правильность. Например, если наслаждение представляет собой
единственное благо, тогда наслаждения могут быть распознаны и оценены при помощи критерия, который не
предполагает никаких стандартов правильности, или же того, что мы обычно полагаем правильным. Если же
распределение благ также рассматривается как благо, вероятно, более высокого порядка, и теория призывает
нас к наибольшему благу (включая благо распределения среди других), мы больше не имеем телеологической
точки зрения в классическом смысле. Проблема распределения подпадает под интуитивно понимаемую
концепцию правильности, и поэтому теория не имеет независимого определения. Ясностью и простотой
классические телеологические теории обязаны, главным образом, тому обстоятельству, что они делят наши
моральные суждения на два класса, один из которых характеризуется самостоятельно, после чего второй
увязывается с ним через принцип максимизации.
Телеологические доктрины отличаются меж собой весьма отчетливо тем, как специфицируется концепция
блага. Если она рассматривается как реализация человеческого совершенства в различных формах культуры,
мы имеем то, что называется перфекционизмом. Это понятие можно найти у многих, в том числе у Аристотеля
и Ницше. Если благо определяется как наслаждение, мы имеем гедонизм; если как счастье — эвдемонизм, и т.