возвышенным идеалом, однако другая сторона его состоит в том, что он может узаконить меньшее
благосостояние и свободу одних ради большего
494
***
счастья других, которые и так уже более удачливы. Рациональный человек, составляя свой план, поколебался
бы в предоставлении приоритета столь строгому принципу. Он превосходит его способность к сочувствию, и
представляет опасность его свободе. Таким образом, сколь ни маловероятна конгруэнтность правильности и
блага в справедливости как честности, она, все-таки, более вероятна, чем в утилитаристском подходе.
Условный баланс резонов говорит в пользу договорной доктрины.
Несколько другая точка зрения подсказывается следующим сомнением: хотя решение сохранить наше чувство
справедливости могло бы быть рациональным, мы, в конечном счете, можем потерпеть значительный убыток
или даже быть уничтожены в результате его принятия. Как мы видели, справедливый человек не готов делать
некоторые вещи, и поэтому при встрече со злом он может решить умереть, но не поступить несправедливо.
Хотя достаточно верно, что ради справедливости один человек мог бы потерять жизнь, в то время как другой
может жить и жить, справедливый человек делает то, чего он более всего хочет, если учесть все обстоятельства;
в этом смысле он не терпит ущерба от неудачи, возможность которой он предвидел. Вопрос здесь аналогичен
опасностям любви; на самом деле, это просто частный случай. Люди, любящие друг друга или имеющие
сильную привязанность к людям или формам жизни, в то же время склонны к погибели: их любовь делает их
заложниками неудачи и несправедливости других. Друзья и любящие рискуют, помогая друг другу; и члены
семей добровольно делают то же самое. Подобная предрасположенность представляет собой составляющую их
привязанностей в той же мере, как и другие склонности. Раз мы любим, мы ранимы: нет любви, если мы
288
одновременно размышляем о том, стоит ли любить. А любовь, которая в меньшей степени приносит страдания,
— это не лучшая любовь. Когда мы любим, мы принимаем опасность потери и ущерба. Имея в виду общие
наши представления о жизни, мы не рассматриваем этот риск как слишком большой, чтобы заставить нас
отказаться от любви. Случись что плохое, оно является предметом нашего отвращения, и мы оказываем
сопротивление тем, козни которых вызвали плохие события. Если мы любим, мы не сожалеем о нашей любви.
Если это все верно о любви в мире, каков он есть, то тем более это верно о любви во вполне упорядоченном
обществе, а значит, и о чувстве справедливости тоже. В обществе, где люди являются нашими близкими, мы
подвластны случайностям природы и случайным обстоятельствам. То же самое верно и для чувства
справедливости, которое связано с подобного рода эмоциями. Принимая за точку отсчета баланс резонов,
который приводит нас к утверждению нашей любви, представляется, что мы должны быть готовы
поддерживать наше чувство справедливости в более благоприятных условиях справедливого общества.
Одна особая черта желания выразить нашу природу как моральных личностей усиливает этот вывод. Нужно
учитывать степень и область наклонностей, поскольку есть выбор. Наша политика обмана и лицемерия не
обязательно должна быть совершенно систематичной; наши
495
***
эмоциональные привязанности к институтам и к другим людям могут быть более или менее сильными, а наше
участие в более широкой жизни общества — более или менее полным. Имеется континуум возможностей, а
вовсе не решения по типу „все или ничего", хотя ради простоты я часто выражался именно таким способом.
Однако желание выразить нашу природу как свободных и равных рациональных существ может быть
удовлетворено только путем действий на основании принципов правильности и справедливости, обладающих
приоритетом. Это следствие условия финальности: поскольку эти принципы регулятивны, желание действовать
в соответствии с ними удовлетворяется только в той степени, в которой оно аналогичным образом регулятивно
по отношению к другим желаниям. Действия на основании этого приоритета выражают нашу свободу от
случайностей и совпадений. Следовательно, чтобы реализовать нашу природу, у нас нет другой альтернативы,
кроме как сохранить наше чувство справедливости в качестве руководства другими нашими целями. Это