чувство не может быть удовлетворено, если оно служит объектом компромисса и уравновешивания с другими
целями, как одно из многих других желаний. Это желание вести себя определенным образом, стремление,
которое содержит в себе свою собственную приоритетность. Другие цели могут быть достигнуты планом, в
котором есть место для всех целей, поскольку их удовлетворение, возможно, независимо от их места в
упорядочении. Однако это не верно по отношению к чувству правильности и справедливости, и, следовательно,
неправедные действия всегда подвержены возбуждению в нас чувств вины и стыда, эмоций, которые возникают
при нанесении ущерба нашим регулятивным моральным чувствам. Конечно, это не значит, что реализация
нашей природы как свободных и рациональных существ сама организована по принципу „все или ничего".
Напротив, наше преуспеяние в выражении нашей природы зависит от того, насколько последовательно мы
действовали на основании нашего чувства справедливости как, в конечном счете, регулятивного. Чего мы не
можем сделать, так это выразить нашу природу путем следования плану, который представляет наше чувство
справедливости лишь как одно из желаний, взвешиваемое и сравниваемое с другими. Ведь это чувство
открывает то, что человек представляет собой, и пытаться вступить здесь в компромисс означает не достижение
свободы для личности, но уступку случайностям и совпадениям.
А теперь последний вопрос. Допустим, что даже во вполне упорядоченном обществе есть люди, для которых
утверждение их чувства справедливости не является благом. Исходя из их желаний и целей, а также
особенностей их природы, слабое объяснение блага не определяет оснований, достаточных для поддержания
этого регулятивного чувства. Есть мнение, что таким людям нельзя рекомендовать справедливость в качестве
добродетели33. И это, конечно, правильно, если допустить, что такая рекомендация включает, что
рациональные основания (указываемые слабой теорией) предписывают этот курс для них как индивидов. Тогда
остается следующий вопрос: относятся ли к этим людям несправедливо те, кто утверждает свое чувст-
496
***
во справедливости, требуя от них подчиняться справедливым институтам.
К сожалению, мы не в состоянии еще ответить на этот вопрос подобающим образом, поскольку он
предполагает теорию наказания, а я очень мало сказал об этой части теории справедливости (§ 39). Я допускал
строгое согласие с любой концепцией, которая была бы выбрана, и затем рассматривал, какая концепция из
представленного перечня будет принята. Однако мы можем рассуждать во многом так же, как мы это делали в
случае гражданского неповиновения, другой части теории частичного согласия. Итак, исходя из того, что
приверженность любой из признанных концепций будет неполной, если она совершенно добровольна, при
каких условиях человек в исходном положении согласится на то, что можно прибегнуть к стабилизирующим
289
карательным мерам? Будет ли он настаивать на том, что от человека можно требовать только то, что ему
выгодно с точки зрения слабой теории?
Кажется очевидным, в свете договорной доктрины в целом, что он не настаивал бы на этом. Ведь такое
ограничение, по сути, совпадает с общим эгоизмом, который, как мы видели, был бы отвергнут. Более того,
принципы правильности и справедливости коллективно рациональны, и в интересах каждого, чтобы все
остальные подчинялись справедливым устройствам. Верно так же, что общее утверждение чувства
справедливости представляет собой большое социальное достояние, устанавливающее основу для взаимного
доверия и уверенности, от которых все получают выгоду. Таким образом, соглашаясь на наказания, которые
стабилизируют схему кооперации, стороны принимают такое же ограничение на собственные интересы,
которые они признали бы при выборе принципов справедливости в самом начале. Согласившись с этими
принципами ввиду уже указанных оснований, рационально одобрить и меры, необходимые для поддержания
справедливых институтов, допуская, что ограничения равной свободы и правление закона уже признаны (§§ 38
—39). Те, кто считает, что предрасположенность действовать справедливо не является для них благом, не могут
отрицать этих соображений. Конечно же верно, что в их случае справедливые устройства не отвечают