Выбрать главу

Второй контраст усматривается в том, что в то время как утилитарист распространяет на общество принцип выбора для одного человека, справедливость как честность, будучи договорным взглядом, предполагает, что принципы выбора, и, стало быть, принципы справедливости, сами являются объектом исходного соглашения.

Нет оснований предполагать, что принципы, которые должны регулировать жизнь ассоциации людей, являются простым расширением принципа выбора для одного человека. Совсем наоборот: если мы предполагаем, что правильный регулятивный принцип для чего-либо зависит от природы этой вещи и что существование отдельных личностей с различными системами целей является существенной особенностью человеческих обществ, не следует ожидать, что принципы социального выбора должны быть утилитаристскими. Для полной ясности следует заметить: никто еще не показал, что стороны в исходном положении не выберут принцип полезности для определения условий социальной кооперации. Это трудный вопрос, который я буду обсуждать позже. С учетом наших знаний на данный момент, вполне возможно, что некоторые формы принципа полезности могли бы быть приняты, и следовательно, что договорная теория ведет неизбежно к более глубокому и окольному обоснованию утилитаризма. На самом деле, вывод подобного рода можно найти уже у Бентама и Эджворта, хотя они не развивали эту точку зрения систематически, и, насколько я знаю, ее нет и у Сиджвика14. А пока я просто предположу, что люди в исходном положении отвергнут принцип полезности, и что вместо этого они примут, по причинам, которые я изложил до этого, два вышеупомянутых принципа справедливости. В любом случае, с точки зрения договорной теории, невозможно прийти к принципу социального выбора простым распространением принципа рационального благоразумия на систему желаний, сконструированную беспристрастным наблюдателем. Сделать это — значило бы не принимать всерьез множественность и различия индивидов и не осознавать в качестве основы справедливости то, на что люди должны согласиться. Здесь мы можем отметить любопытную аномалию. Утилитаризм обычно рассматривается как индивидуалистическое учение, и для этого имеются причины. Утилитаристы были строгими защитниками свободы мысли и полагали, что благо общества заключается в преимуществах, получаемых индивидами. И все-таки утилитаризм не является индивидуалистским, по крайней мере, когда к нему приходят через размышление над более естественной идеей соединения всех систем желаний, с последующим применением к обществу принципа выбора для одного человека. И, таким образом, мы видим, что второй контраст соотносится с первым, так как именно это соединение и принцип, на нем основанный, подчиняют права, гарантированные справедливостью, исчислению социальных интересов.

Последний контраст, который я упомяну, состоит в том, что утилитаризм — это телеологическая теория, в то время как справедливость как честность таковой не является. Тогда по определению справедливость как честность — это деонтологическая теория, которая либо не специфицирует благо независимо от правильности, либо не интерпретирует правильность как максимизацию блага. (Следует заметить, что деонтологические теории определяются как нетелеологические, а не как взгляды, которые характеризуют правильность институтов и действий независимо от последствий. Все этические доктрины, достойные нашего внимания, учитывают последствия в суждениях о правильности. Тот, кто этого не делает, просто иррационален, или сумасшедший.) Справедливость как честность — это деонтологическая теория во втором смысле. Потому что если люди в исходном положении выберут принцип равной свободы и ограничат экономические и социальные неравенства во имя общих интересов, нет причин полагать, что справедливые институты будут максимизировать благо. (Здесь я вместе с утилитаристами определяю благо как удовлетворение рационального желания.) Конечно, отнюдь не невозможно, что при этом будет достигнуто наибольшее благо, но это будет лишь совпадением. Вопрос достижения наибольшего чистого баланса удовлетворения никогда не возникает в концепции справедливости как честности; этот принцип максимума здесь совсем не используется.