Тем не менее, подобные наклонности существуют, и с ними надо считаться. Поэтому аргументация в пользу принципов справедливости делится на две части: в первой допускаются только что упомянутые предположения, и она представлена большинством изложенных до сих пор аргументов; вторая часть задается вопросом: действительно ли вполне упорядоченное общество, соответствующее принятой концепции, будет порождать чувства зависти и структуры психологических установок, которые будут подрывать устройства, считающиеся справедливыми в этом обществе. Сначала мы рассуждаем так, будто нет никакой проблемы зависти и особых психологии; а затем, утвердившись в выборе принципов, мы проверяем, приводят ли таким образом определенные институты к возникновению и поощрению этих наклонности до такой степени, что социальная система становится неосуществимой и несовместимой с человеческим благом. Если так, то вопрос о принятии концепции справедливости придется пересмотреть. Однако если окажется, что порождаемые наклонности поддерживают справедливые устройства или могут быть легко учтены в них, первая часть аргументации будет подтверждена. Существенным преимуществом двухступенчатой процедуры является то, что никакое конкретное сочетание установок не берется в качестве заданного. Мы просто проверяем разумность наших исходных допущений и следствий, которые мы вывели из них в свете ограничений, накладываемых общими фактами о нашем мире.
Я буду обсуждать проблему зависти как иллюстрацию способа, каким особые психологии входят в теорию справедливости. Хотя каждая особая психология, без сомнения, поднимает разные вопросы, общая процедура может быть во многом одинаковой. Я начну с причин того, почему зависть представляет собой проблему, а именно, с того факта, что неравенства, санкционированные принципом различия, могут быть настолько большими, что будут возбуждать зависть в социально опасной степени. Для пояснения этой возможности полезно различить общую и конкретную зависть. Зависть, испытываемая менее удачливыми по отношению к тем, кто находится в лучшем положении, обычно является общей в том смысле, что они завидуют более удачливым относительно типов благ, а не по поводу конкретных объектов, которыми обладают последние.
Высшим классам завидуют из-за их богатства и больших возможностей; те, кто им завидует, хотят таких же преимуществ для себя. Напротив, конкретная зависть типична для ситуации конкуренции и соперничества. Те, кто проигрывает в борьбе за должности и почести или за привязанность со стороны других, подвержены зависти по поводу успехов их соперников и сильному желанию обладать именно той вещью, которую отвоевали их соперники. Наша проблема заключается теперь в том, вероятно ли, что принципы справедливости, и в особенности принцип различия с честным равенством возможностей, будут поощрять на практике слишком сильную разрушительную общую зависть.
Я теперь обращаюсь к определению зависти, которое кажется подходящим при рассмотрении этого вопроса.
Чтобы уяснить идею, допустим, что необходимые межличностные сравнения проведены в терминах объективных первичных благ, свободы и возможностей, доходов и состояния, которые я для простоты обычно использовал в определении ожиданий при применении принципа различия. В этом случае мы можем представлять зависть как склонность воспринимать с враждебностью большее благо других, даже в том случае, когда их большая удачливость не уменьшает наших преимуществ. Мы завидуем людям, ситуация которых лучше нашей (при оценке посредством некоторого согласованного индекса благ, как отмечалось выше), и мы склонны лишить их этих больших выгод, даже если нам самим для этого придется поступиться чем-то. Когда другие осознают нашу зависть, они начинают ревниво оберегать их собственные лучшие обстоятельства и предпринимают меры предосторожности против враждебных актов, к которым склоняет нас зависть. Так понимаемая зависть коллективно ущербна: индивид, который завидует другому, готов делать вещи, которые наносят вред обоим, если при этом различие между ними уменьшается. Так, Кант, определению которого я во многом следовал, совершенно уместно полагает зависть в качестве одной из зол, заключающейся в ненависти к человечеству5.