Результаты экспериментов взяты из книги лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца «Агрессия». Нижеприведенное осмысление наблюдаемого, естественно, противоположно лоренцовскому, оно — в рамках теории стаи. Переосмысление «естественно» потому, что выводы Конрада Лоренца в конечном счете были обречены подтвердить естественность подчинения одной человеческой особи другой (скажем, при сталкивании конкурентов с пути карьериста) — иначе бы уполномоченным присуждать Нобелевскую премию чиновникам книга не понравилась (о закономерностях ассоциативно-эстетических предпочтений — дальше).
Эйбл, следуя простому здравому смыслу, ради того, чтобы хоть что-то узнать достоверное о жизни грызунов, жил с ними в максимально близком контакте: мышей, бегавших по его бараку, он не только не преследовал, но регулярно подкармливал и вел себя так спокойно и осторожно, что в конце концов совершенно приручил их и мог без помех наблюдать за ними с близкого расстояния. Основной объект его наблюдений — серые мыши. Однажды клетка, в которой Эйбл держал мышей иного типа — крупных и темных, так называемых лабораторных (они довольно близки к диким), — оказалась по небрежности открытой. Все было спокойно в бараке, но только до тех пор, пока эти мыши не отважились выбраться из клетки и не попытались начать осваиваться в комнате. Немедленно местные (дикие) серые мыши на темных набросились. Лабораторные (темные) защитить себя на чужой территории не смогли и отступили в пределы «своей» территории, в клетку. Этот свой последний оплот им защитить удалось, несмотря на то, что местные туда ворваться попытались. Любовь к себе подобным, которую приписывали мышам и крысам, не состоялась.
Другой исследователь, Штайнигер, серых крыс, специально отловленных в разных местах, подсаживал в большой вольер с совершенно естественными для крыс условиями. (Еще раз: новизна эксперимента в том, что на ограниченной территории оказалось много крыс из заведомо разных стай!) В самом начале своего пребывания на новой территории крысы друг друга боялись и друг на друга не нападали. Чтобы заставить их грызться, экспериментаторам приходилось гнать двух особей навстречу друг другу вдоль ограждения вольера так, чтобы они на большой скорости друг с другом сталкивались. Неосвоившиеся крысы не нападают.
Агрессивными подсаженные крысы становились только тогда, когда, освоившись и почувствовав себя хозяевами на выделенном им пятачке тюрьмы, начинали делить территорию. Одновременно начинались попытки составить тот союз, который принято называть супружеской парой, что, естественно, для десятков чужих друг для друга крыс процесс не одновременный. В ряде экспериментов выяснилось, что первая же составившаяся пара парализует соединение других крыс в пары! (Каким образом? Визуально? Осязательно? Психоэнергетический механизм подчинения Лоренцу неизвестен.) Просто — парализует и подавляет.
Да, оказываются парализованными все крысы, а не та единственная, за которой в данный момент началась охота. Все и одновременно. Подобно тому, как и шимпанзе одновременно выучиваются доставать из хитрых ящиков бананы. Если пример этого им подает вожак.
Первая пара с самого момента образования начинает преследовать остальных крыс и делает это беспрерывно. Даже в обширном (по оценке Лоренца) загоне в 64 квадратных метра такой паре достаточно всего только двух-трех недель, чтобы умертвить всех остальных обитателей, т. е. 10–15 сильных взрослых крыс.
Оба супруга победоносной пары, как показали наблюдения, равножестоки. Половые различия проявляются разве только в том, что «Ромео» предпочитает терзать самцов, а «Джульетта» — самок.
Побежденные крысы почти не сопротивлялись, только отчаянно пытались убежать (все две-три недели!) и, доведенные до крайности, к удивлению экспериментаторов, бросались туда, где крысам удается найти спасение очень редко, — вверх. Вместо сильных, здоровых животных Штайнигер неоднократно видел израненных, измученных крыс, которые средь бела дня совершенно открыто сидели высоко на кустах или на деревьях. Ранения у них располагались в основном на задней части спины и на хвосте — классические места показывающего тыл «потерявшего голову» воина. Эти крысы редко умирали легкой смертью от внезапной глубокой раны или сильной потери крови. Чаще смерть наступала от заражения, особенно от тех укусов, которые повреждали брюшину. Но больше всего животные погибали от общего истощения и нервного перенапряжения, которое приводило к истощению надпочечников. (В точности как у людей — те же надпочечники…)