Но надежды скончались.
Гражданская война потухла, из чего следовало, что нет уже больше достаточно убедительного повода убивать, нет основания подписывать приказы о расстрелах конкурентов и ненравящихся.
Сословное общество разрушили, — но боль не прошла: то, что вызывало зависть на духовном уровне, обрести не удалось.
Хуже того — Ленин заболел, а потом и вовсе умер, тоже не оставив никаких надежд на возвращение былого счастья страстной влюбленности — ведь подобного Ленину чуда-юда на горизонте пока не вырисовывалось.
Жизнь Сталина утратила свой вкус — «отец народов» вынужден был коротать время в припадках гнева на законную жену-валабиянку, вспышках ненависти к номинальным детям, как говорится, сомнительного происхождения, — но сомнительного только для нас, а Сталин, прилюдно называвший свою мать «старой шлюхой», вряд ли обольщался насчет своей жены — «почему-то» точной копии его матери. Приходилось тянуть лямку ненавистной жизни, занимаясь внутренними разборками со всякими там Троцкими, Рыковыми и Зиновьевыми, червонными казаками (или «червонцами», т. е. казаками, перешедшими на сторону Ленина, но психологически несовместимыми со Сталиным, поскольку испокон веку ненавидели кавказцев) и прочими.
Что оставалось ждать не умевшему жить Сталину, кроме смерти?
Если в таких случаях невротики не кончают жизнь самоубийством, то на что надеются?
Только на одно.
На реанимацию прошлого. Во всех эмоциональных тонкостях и воссозданных обстоятельствах.
В таких случаях, со всей силой и мощью невроза, отрицающего ценность жизни, некрофилы стремятся впасть в транс «счастья», для воспроизведения которого необходимо найти аналог предыдущего вождя («ключ»), который подобно рубильнику под рукой подрывника в одно мгновение взорвет действительность и всякую осмысленную целесообразность.
Необходимо осознавать всю силу преступного влечения вождя к «счастью», по сравнению с которой тяга наркомана — ничто. А наркоманы, помнится, не останавливаются ни перед чем: украсть — так украсть, убить — так убить, Родину предать — никаких проблем…
Воспроизведение «ключа» желательно точное.
«Ключ» конкретен, он поддается измерению — он всегда психологический аналог ключа предыдущего.
Чтобы провалиться в невроз, полученный Сталиным от Ленина, необходим был аналог Ленина, «вождя российского пролетариата», то есть, это должен был быть:
— мужчина;
— примерно сорока лет (столько примерно было лет Ленину, когда с ним познакомился Сталин);
— человек, стремящийся захватить власть в стране;
— вождь, стремящийся войнами достичь мирового господства;
— называющий это преступление «революцией»;
— обещающий всем счастье;
— достигающий обожания толпы публичными выступлениями;
— неспособный к деторождению;
— использующий женщин для удовлетворения определенных (отнюдь не традиционных) потребностей;
— не стесняющийся с отдачей приказов к расстрелам и грабежам;
— автор публицистических работ, невнятность изложения которых и лозунговость выдает опыт гипнотического воздействия на аудиторию;
— достаточно аскетичный в быту.
Список можно было бы продолжить, но и без того ясно, что число людей с подобными «государственными» качествами весьма ограничено — их единицы.
В непосредственном окружении Сталина таких не было ни одного.
Таковых не было не только в окружении Сталина, но и вообще в России.
А вот за пределами России такой индивид появился.
Один-единственный!
И э т о б ы л Г и т л е р .
Он удовлетворял всем приведенным требованиям: опирался на рабочий класс, был неспособен к деторождению, отдавал приказы о массовых убийствах, толпы у его ног впадали в кромешный транс и даже флаги в его государстве были революционно-красными.
Да и похожи они были по темпераменту — суетливый Ленин и экспрессивный Гитлер. Оба, как и Сталин, «внешники».
Ключ невроза не мог не сработать.
И сработал.
Сталин влюбился.
Страстно.
Со всей страстностью последней любви.
При которой угадывают и исполняют желания кумира — подобно тому, как психологически склонный к зависимостям Сталин предугадывал желания Ленина…