Лев Толстой, разумеется, не единственный выбравшийся.
Есть они и среди донских казаков.
Да, Дима — потомок донских казаков; но не казацкая часть моей крови подвигла его мне помочь.
Предыдущий том («КАТАРСИС. Подноготная любви») тоже был попыткой познания себя — но только через женщин. Но если выявляя, для каких мужчин я свой, я узнаю себя, и прошлое своего отца, то изучая оказывающихся рядом женщин, узнаешь скорее не о себе, а о своей матери или отце очередной дамы.
В обоих подходах есть много общего. Если никакой закономерности не выявляется, то это свидетельство о высокой степени стадности — именно на этом уровне все равно, кого «любить» и с кем «дружить», отбор идет только по социальному принципу (принадлежность к одному коллективному органу стаи или субстаи). Обилие женщин, то есть неразборчивость, говорит о высокой степени стайности (индивид «созвучен» современному сверхвождю). Если в предпочтениях наблюдается закономерность (в случае с женщинами — биоритмическая), то поступки определяет уже не связь со сверхвождем, которого, кстати, в данную эпоху может и не быть, а «индивидуальные» неврозы. Но и эти неврозы личны лишь в некоторых случаях, на самом же деле — суть наслоение «родовых травм», унаследованных всемирной стаей от всех сверхвождей прошлого. Высшую ступень развития комментировать нужды, надеюсь, нет.
Но, как бы то ни было, половинка может быть только у защитника Родины.
И совсем последнее: я ничего не пытался доказать. Ищущий повода все равно всегда его найдет. «Доказательства» вообще возможны только в пределах одного из трех психологических миров нашей планеты. За пределами «своего» субмира они не работают — неугодникам же и вовсе ничего доказывать не надо.
Глава шестьдесят третья, заключительная
А ПОМНИШЬ?
— А помнишь? — спросила Галя, когда провожала П., уезжавшего с ее дочерью на лето в Болград.—Помнишь наше первое там лето? Сложно было, но… хорошо. Потому что первый раз были вместе.
— Помню, — сказал П. — Ведь и теория стаи зарождалась во многом там…
«Из мелочей, — подумал он. — Деталей, казалось бы, не стыкующихся. Странных…»
П., ошеломленный странными и пожалуй противоестественными словами адвентистского пастора, медленно закрыл за ним и его женой дверь, вернулся в комнату и тяжело опустился на стул у большого стола, заставленного опустошенными тарелками.
— Что ж, — задумчиво почесав рыжеватую бороду, вздохнул он, — давай, что ли, посуду мыть? Вместе?
Вздохнул же П. потому, что только что была совершена большая несправедливость, истинной причины которой П. пока не мог понять.
Галя подошла к нему и, как бы ища защиты, тихо прижалась лицом к груди.
— Не так я себе это представляла, — тихо сказала она. — Я думала будет — собеседование… А тут просто… посидели, поговорили — да и все. Вопросы — ответы… Много вопросов…
— А ты что, думала, придут двадцать четыре старца, седых, как сама вечность? И восседать будут на престолах? — расправляя пряди ее волос, усмехнулся П.
— Почему именно — двадцать четыре?
— Не знаю. Возможно, два раза по двенадцать, а двенадцать — число полноты. Образ из «Апокалипсиса». Описание Страшного суда между Вторым и Третьим Пришествиями. — П. понизил голос до театрально-гробового. — Мужи-братия! Мы собрались решать вопросы вечности. Вечная смерть или… вечная жизнь. Решается вопрос: крестить крещением Иоанновым или не крестить Галину такую-то?!.. — П. поперхнулся и заговорил нормально: — Только в такой форме ты представляешь собеседование?
— Я, конечно, все понимаю, — задумчиво продолжила Галя, — люди вокруг обыкновенные… Но все же… Чего-то не хватало… Только не знаю чего.
— Что они спрашивали? — П. догадывался, что и жена пастора тоже задавала вопросы по богословию.
— Всё. Такая уйма вопросов была, — Галя улыбнулась. — Я сейчас чувствую себя совсем как студентка. Которой экзамен сдать удалось. Успешно…
Может, Галя и ответила правильно на все вопросы, и в этом смысле экзамен сдала, только вот ко крещению ее низкорослый пастор-гагауз[26] не допустил. Об этом, уже выйдя за порог квартиры, он и сказал П., тем его ошеломив. И сейчас П. предстояло сообщить Гале об отказе ей в водном крещении.
26
«Гагауз» в переводе с турецкого —