В том, что Наполеон грязен, ничего удивительного нет — Гитлер был такой же; хотя и менял по несколько рубашек на день. Они, сверхвожди, такие все. Некрофилия Наполеона проявлялась в откровенных формах — по завершении боя он подолгу объезжал поля сражений и любовался расчлененными от взрыва снарядов телами с вывалившимися внутренностями. И этой своей страсти не скрывал — к чему? — критического мышления у его соратников не было, а труды по некрофилии еще не были написаны.
Однако копрофилию (любовь к испражнениям) вожди тщательно скрывали всегда. Познание же истины маски срывает. То, что солдаты Великой армии, окончательно отдавшиеся воле своего императора, мочились и дефектировали прямо на себя, есть разоблачение скрытых вожделений самого Наполеона.
Патологический врун Наполеон, а вслед за ним многие историки утверждают, что армию Наполеона погубил мороз.
Уже из одного только вышеприведенного отрывка из воспоминаний выжившего наполеоновца, удивлявшегося странной нераспорядительности прежде всегда предусмотрительного Наполеона, следует, что истребили Великую армию отнюдь не мороз, а бездарное руководство (или злой умысел вожака?!), в результате которого тепло одет и приятно сыт оказался только толстобрюхонький и женобедренький Наполеон (выходит, не забыл, что мороз в России случается!), а обожавшие его солдаты остались без одежды, без еды и даже без того, что было в изобилии буквально в нескольких шагах — без дров. Погибель нес не мороз — ведь плененные русскими партизанами французы, немцы и испанцы, если не были убиты оружием, то выжили — а сам Наполеон. Как тут не вспомнить слова прозревшего за несколько часов до смерти чиновника с перебитыми ногами: «Чудовище, ты десять лет уже грызешь нас! Друзья мои, он — бешеный, он — людоед! Берегитесь его, он сожрет всех вас…»
О якобы бездарных действиях побеждающих вожаков писал еще во II веке до н. э. самый мыслящий из историков — Полибий в своем главном труде о трех Пунических войнах, из которых 2-я была с Ганнибалом. Вот что пишет Полибий о побеждавших карфагенян в 1-й Пунической войне римлянах:
Римляне… подверглись таким злоключениям, которые превосходят всякое описание. Так, из трехсот шестидесяти четырех судов уцелело только восемьдесят; остальные или поглощены были волнами, или отброшены прибоем волн и, разбившись о скалы и мысы, покрыли берег трупами и обломками. История не знает более тяжкого несчастия, разом обрушившегося на море; причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль наружного берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко, и высадка на берег трудна; они говорили также, что одно из двух зловещих созвездий еще не скрылось, а другое приближается; плаванье их совершалось в промежутке между восходом Ориона и Пса. Всем этим консулы пренебрегли… <…> Действительно, на суше, где они имеют дело с людьми и с человеческими средствами борьбы, римляне большей частью успевают, потому что равные силы они одолевают натиском (силой некрополя. — А. М.)… Напротив, большие бедствия постигают их всякий раз, когда они вступают в борьбу с морем и небом… Так случилось тогда и много раз случалось раньше, так будет и впредь…
(Полибий, I, 37)
Трудно представить, чтобы военачальник был настолько одержим моноидеей, чтобы не знать, что на море случаются бури и притом в одно и то же время года. Интересно, что сам военачальник, подобно тепло одетому Наполеону, не погиб, из чего естественным образом возникает подозрение, что он своих подставил. Видимо, они в сражении были свидетелями его невротического поведения, которое расценили как гнусность или бездарность. Вожаки и более мелких банд подобных свидетелей убирают.
Вот и еще одна причина, по которой Наполеон не мог не желать смерти своего войска — свидетелей намерений, прикрытых «бездарностью». Он, Наполеон, типичен — а вовсе не революционер, тем более гениальный!!! О типичности претендующего на гениальность не должен был знать никто. Это снижало возможности набирать новые стаи. А сколько армий после Русского похода успел еще набрать и подставить под уничтожение ненавидящий французов Наполеон!
Об устранении свидетелей Наполеон, возможно, задумывался еще в Москве, но то, что он об этом мечтал во время кошмаров бегства, — очевидно. И об этом догадывались — способные мыслить. Если не соль соли нации — она осталась дома, — то соль армии, которую, казалось бы, как способных к разведке, стоило беречь более всего.