Неожиданно для самого себя, Алексей спросил:
- А люди не спрашивают у тебя, как избежать судьбы?
- Спрашивают. Но когда узнают как, то отказываются что-либо менять.
- Разве судьбу можно изменить?
- Судьба - это договоренность. Даже со смертью можно договориться, но люди не хотят этого делать.
- Почему?
- Потому что не хотят договариваться с жизнью.
- Бред какой-то. Мозги мне тут пудришь...
- Тебе нужен совет?
- Что?
- Тебе нужен совет.
Джордж смотрел пристально. Была в его черных глазах какая-то особая, располагающая к доверию, мягкость.
Алексей отвернулся, встал из-за стола и направился в уборную. Возвращаясь, взял на баре еще два пива, четыре сэндвича с беконом и огурцом. Чиф Джордж сидел неподвижно. Они молча сжевали по одному сэндвичу.
- Я умру в море, - вдруг сказал Алексей. - Мой отец умер в море, и его отец, и отец его отца.
Чиф Джордж бесстрастно кивнул.
- Может, это судьба, а может просто теория вероятности. Мужчины моего рода проводят в море две трети своей жизни. За пять лет, пока у меня есть сын, я был рядом с ним от силы года два. Едва он научился говорить, так сразу закричал: хочу быть моряком, как папа! Жена говорит - все поменяется ещё десять раз. Но я-то знаю, что это не так. Сам точно так же...
Алексей запнулся, будто наткнулся в темной, но до мелочей знакомой комнате, на предмет, которого там не должно было быть. Будто что-то, о чем он вспоминал совсем недавно, буквально пять минут назад, могло связать воедино все его рассуждения, и в один миг разъяснить главную тревогу его жизни. Дом детства, поедание вишен с высокой ограды, узор на супнице, бабушкин взгляд... Нет, раньше, еще до супницы. Кружевная скатерть, отверстия и петли. Теперь не вспомнишь. Это все пиво вперемешку с бренди. Индеец молча жевал.
- На похороны своего отца я не попал. Был в первом рейсе. Приехал летом, когда трава на могиле проросла и начала подсыхать. Не то чтобы я сильно горевал по этому поводу. Мы с ним не были особо близки. Но... С сыном получается то же самое.
- Что ты имеешь в виду?
- И у него будет так же, если он пойдет по моим стопам. Он будет в море, когда я умру. Не знаю, почему так. Не знаю, какое это имеет значение. Иногда, я сижу в каюте, волны бьются о корму, и наваливает такая хандра... И я думаю, что это какое-то проклятье. Что кто-то из моих предков очень сильно задолжал соленой воде. Сокровищ попросил, или русалку выкрал. Ты не подумай, я люблю свою работу. Это лучшее, что может делать мужчина в нашей стране. Платят хорошо, мир, опять же повидаешь. Но должен же быть у человека выбор. Скажи мне, Чиф, должен быть выбор?
- Выбор есть, - Джордж потянулся за устрицей, но его рука как бы передумала на полпути и завернула к стакану.
- Ну да. Есть. Но как его сделать, если у тебя с детства в венах вместо крови - морская вода?
- Мой младший сын, - сказал Джордж, - с детства мечтал стать лесником. Охотиться на оленей, ставить капканы, рубить дрова. И я такой выбор очень одобрял. Это не современно, но очень по-нашему. По-индейски.
- И он... - Алексей осекся, уловив в голосе Джорджа печальные нотки.
- Он стал брокером. Помощником важного человека с Уолл-стрит. В последний раз навещал меня шесть лет назад.
- Хреново. Он там заколачивает баксы, а ты тут...
- Мне не нужны от него деньги.
- И то правда. Давай еще бренди...
- У моего племени была такая поговорка. Если рыба покроется перьями и отрастит крылья, то она не станет орлом.
- Мудрое у тебя племя. Как называется?
- Ни черта оно не мудрое. Давай, выпьем, Алекс.
- Твое здоровье, Чиф.
- Я хочу рассказать тебе одну легенду, - Джордж отставил стакан и положил руки на стол, правой ладонью накрыв левую. - Давно, лет сто пятьдесят тому назад, эти земли были сплошь покрыты лесом, а люди, населявшие их, уважали всякое проявление Великого Духа, и даже во время охоты, или межплеменной распри соблюдали баланс жизни и смерти. Однажды, поздней осенью, на землю рода Осетров забрел раненный мужчина. Посередине его груди зияла черная дыра с опаленными краями, и он потерял столько крови, что не мог даже говорить. Он просто шагал вперёд, не видя ничего перед собой, натыкался на камни и деревья, как ходячий мертвец. Красные и черные узоры, которыми были покрыты его лицо и плечи, говорили, что он воин, а одежда выдавала в нем чужеземца. Кто-то из старейшин обратил внимание на его пояс, и сказал, что видел такие во время Большого Совета Племен, на выходцах с берегов Горькой реки. Земли Осетров от нее отделяло около трехсот миль, и как бедолага оказался здесь, было для всех загадкой.