- Не зарекайся, - сказал Стас. - Надо жить по понятиям. Потом легче будет.
И мы начали собирать общак. Стас объяснил, что наибольшую ценность имеют вещи, за которые не было уплачено. Димон принес найденные у подъезда плоскогубцы, Стас - забытый рыбаком на волнорезе перочинный нож. Моим первым вкладом в общак стал полуспущенный волейбольный мяч. Пацаны сначала посмеялись, но потом Стас объяснил, что любое барахло можно потом выменять у лохов на курево и центровые шмотки. Общак стал пополняться игрушками из песочниц, пепельницами из летних кафе, солнечными очками, зажигалками.
Неприкосновенным запасом общака считались картриджы для приставки и кассеты с блатной музыкой, которую мы с Димоном втайне ненавидели. Стас говорил, что скоро мать подарит ему музыкальный центр, и мы будем слушать Наговицына и Кучина целыми днями. Возможно тогда во мне начал вызревать грядущий бунт.
Помимо зоновской тематики, Стас собирал альбомы различных зарубежных исполнителей, на обложках которых были изображены скелеты, трупы, скорпионы, пауки и прочая чернуха. Музыка на этих кассетах была разная - Exploited, Prodigy, Коррозия Металла, но он для него это был один жанр. “Сатанизм” - со значением говорил Стас и смотрел на нашу реакцию. Что было общего у сатанизма и кодекса честных воров, где уважают мать и верят в Бога, я так и не понял.
- Шмотки с пляжа не несите. Полотенца там, трусы, шорты. Это зашквар.
- А если женские? - спросил Димон.
- Женские можно. Только не тампоны.
Все вещи складывались в большом пожарном ящике, на четвертом этаже заброшенной пятиэтажки, где мы обустроили свою хату.
Однажды мы поймали фарт и стащили из-под балкона только что упавший шерстяной плед с рисунком тигра. Хата приобрела уют, но не надолго. Соседские бабульки видели, как мы неслись по улице с развевающимися на ветру уловом. Пришлось вернуть плед и выслушать длинную нотацию матери. Она устроила мне такой сильный прочухан, с криками и слезами, что придя к пацанам, я заявил, что почувствовал себя вором.
- Это мы не воруем, - возразил Стас. - Мы берем, что плохо лежит. Кто им виноват, что они не следят за своими вещами? Смотрел в воскресенье по второму каналу кино про индейцев? Когда ковбои пришли и взяли шкуры бизонов. Нечего было оставлять посреди леса! Без лоха и жизнь плоха.
Я хотел сказать, что мне больше нравятся индейцы с их кодексом чести, когда никто не смеет брать найденное на чужой территории добро. Но я промолчал.
- Не кривись, Веник. Не долго нам в белочниках ходить.
- Это как?
- Белочники снимают шмотки с сушки, - пояснил Димон, который быстрее меня усваивал науку Стаса.
- Бобры, - проворчал я.
И тут же получил кулаком по зубам.
- Ты чего, Стас?
- Кому Стас, а кому Станислав Сергеевич.
Стас злобно смотрел на меня, занеся руку для добавки, но потом вдруг успокоился.
- Следи за базаром, Веник. Я бы тебя простил, ты всё-таки свой. Но Бобровский - это еще и моего отца фамилия. А с мертвых нельзя глумиться.
- А что с ним случилось, с батей твоим?
- На зоне менты замордовали, - буркнул Стас и отвернулся.
История с пледом просто так не замялась. К Стасу домой пришел участковый, чтобы провести профилактическую беседу. Как назло, мы с Димоном в это время были там - мама Стаса, Татьяна Васильевна, угощала нас чаем с алычевым вареньем. Она была очень интеллигентная женщина с добрыми пронзительно синими глазами.
- Значит, вся шайка в сборе, - нарочито строгим тоном промолвил участковый. - Мальчишки, конечно же, находятся под влиянием старшего. Что делать, плохая наследственность...
Мама Стаса жестом показала нам идти допивать чай в комнату.
Зайдя в комнату, Стас плотно прикрыл дверь и обложил участкового трехэтажным. Мы с Димоном не знали куда себя деть.
- Батя умер пять лет назад, - начал рассказывать Стас Стас. - Когда я родился, он мотал первый срок. За чужие дела. Завод, где он работал сторожем, обокрали. Начальство, как всегда, нашло крайнего. Когда он вышел, то решил никогда больше не работать на этих упырей. Говорил, что толковый мужик всегда найдет как прокормить семью. Батя был очень толковый - ремонтировал технику, перепродавал вещи. Каждый день покупал мне сникерсы, а маме самые красивые шмотки. Еще мы катались на аттракционах- американские горки, центрифуга, гонки...
- Вместо школы? - спросил Димон.
- Не, в школу пришлось сходить. Батя говорил, что на уроки можно забить болт, но туда нужно ходить, чтобы научиться держать себя перед людьми. Когда я пошел в школу, он научил меня каратэ, и в восемь лет я мог накостылять любому пятикласснику. Потом он опять сел. Больше я его не видел. Только на похоронах.
- Жалко, - вздохнул я.