Рабочий Х. принял клещи. Лис убежал. Сменщик начал бодро, бормоча под нос: "В сто сорок солнц закат пылал, в июль катилось лето"… Но к ужасу легковесного Х. оказалось, что эти заготовки ему не под силу. Попробуйте, будучи весь такой изящный, изящными же клещами зацепить, поднять и перенести в матрицу раскаленный блин от штанги тяжеловеса. Блин не хотел держаться в тонком клюве клещей, выворачивался и падал обратно. А на него уже наезжал следующий, и вереница неумолимо двигалась, — она двигалась, как танковая колонна на одного худенького бойца — блины толкали друг друга, огненно торосились уже в штамповом пространстве, — студент Х., прикрываясь локтем от жара, орал далекому штамповщику, который методично формовал и посылал блин за блином, но то был робот, одетый в ветреную спецовку, он весь был набором движений и больше ничем. Пробудить его могли сирена или красная лампочка, но никак не слабый голос и трепыхания какого-то студента. Жар нарастал, рукавицы и рукава задымились, но гора промасленной окалины и стружки под штампом вспыхнула раньше. И когда огонь поднялся пионерским костром, студент Х. с криком "да ебись ты!", бросил клещи в огонь, и позорно бежал.
…Он стоял за колонной и смотрел, как у пожара возникали один за другим мастер, начальник участка, Лис, — толпа прибывала. Он смотрел, как они орудуют огнетушителем и, размахивая руками, орут друг на друга, как Лис оглядывается и не находит того, кто все это устроил. Х. поднял голову и увидел, как стелется под фонарями высокого потолка одеяло черного дыма — над всеми пролетами, над всем цехом. Он нервно засмеялся и, боцая по металлическому полу огромными черными ботинками, побежал окольным пролетом к своему прессу.
— Ты меня сперва испугал, — сказал Лис вечером. — Я же решил, это ты горишь там — в знак протеста против эксплуатации детского труда. Ну, сам подумай, там одно железо, как такой костер без органики устроишь?! А когда понял, что ты просто смылся, то подумал — лучше б тебя звали Джордано Бруно! Мне таких пиздюлей вставили! Поссал, называется…
КОГДА МУЗА УХОДИТ
Как вы сочиняете? — часто спрашивают у писателей. И те, ссылаясь на вдохновение, запутывают след. На самом деле, все очень просто и часто не очень приглядно. Вдохновение — субстанция, непонятно откуда возникающая. Говорят, ее приносит Муза. Но вот вопрос — остается ли оно, когда Муза уходит? Давайте разберемся. Ну а, поскольку Муза — всегда женщина (даже у писательниц, что вызывает вопросы, на которые мы отвечать не будем), то обратимся за ответом именно к ней, к женщине, и к ее связи — если не с литературой, то с писателем.
Женщина — прирожденный драматург. Во-первых, жизнь ее — сплошная драма, но мужчина должен помнить, что эта драма предназначена в первую очередь для него, чтобы вызвать жалость и чувство вины за свое беспечальное мужское бытие. Поверьте, внутри себя женщина живет лучше, чем вам кажется. Во-вторых, женщина, сама того не понимая, может закрутить сложную психологическую интригу по самому малому поводу, — и мужчина должен помнить, что она вовсе и не ждет глобальных результатов. Возможно, она уже забыла, а он все еще осторожно выпутывается, чтобы не дай бог, не обидеть…
Это мы к тому, что массажист У. познакомил невропатолога Л. со своими родителями и сестрой. Сестра была не в восторге. "Вот, значит, кому ты теперь свои денежки отдавать будешь!", — обиделась она за брата, и приняла меры. Какое противоядие нужно ввести в мужчину, чтобы нейтрализовать в нем женщину? Правильно, другую женщину. Так, во всяком случае, рассуждают женщины. Многие из них (говорим так, чтобы не обидеть сразу всех) вообще считают, что мужчина существует только в двух ипостасях — козел и баран, представая в каждой из них или в обеих сразу в зависимости от ситуации и от того, какая женщина рядом.
Итак, поскольку массажист У., приведя в гости невропатолога с менталитетом совершенно чуждым семейному, показал себя гибридом (по отношению к семье — козел, по отношению к Л. - баран), то сестра решила вывернуть ситуацию наизнанку. Давайте попробуем… Для этого нужно взять одну свою подругу, которая уже год как развелась (срок достаточный, чтобы осознать одиночество), и послать ее на массаж к брату. Преимущества подруги очевидны — она моложе Л. на два года, у нее нет детей, но есть, пусть и слишком непосредственное, но чувство юмора. Главное, чтобы массаж проходил вечером, когда массажист У. превращался в сторожа, — ну ты пойми, не может она днем, начальство не отпускает!
— Ну и как? — спросил массажист Х. коллегу через три сеанса.
— Не поддаюсь, — ответил массажист У. — Когда массирую, она лежит, пальцами мое бедро поглаживает. Но фигурка хорошая, как у всех Овнов. Лицо как у Барбары Стрейзанд, но посимпатичнее, глаза большие. А так, девушка веселая, чувствуется, хочется ей, но я не могу. Приходи, если хочешь помочь. Понимаешь, она после массажа меня провожать просит, а у меня же сеанс связи с Л. по телефону! Та потом спрашивает: ты где был, когда я звонила? — а глаза подозрительные! Я отбрехиваюсь, мол, по чердаку дети лазят, я их гоняю. Но три дежурства подряд детей гонять — это уже непонятно, может она думает, что я педофил? Между прочим, там на чердаке такое лежбище у этих детишек…