- Позвонить надо, - сказал массажист У. и ушел в ординаторскую.
Массаж быстро перешел в более нежную стадию.
- Интересно, - говорила она. - Все-таки у разных массажистов разные руки, разные методы...
- Разные намерения... - бормотал он в ее спину.
Но официальная часть вечера закончилась пристойно, и, казалось бы, концерт не предвиделся. Одевшись, она сидела на кушетке и рассказывала про свою неудачную семейную жизнь. Массажист Х. с тоской слушал обязательную программу, иногда встревая и пытаясь увести ее в сторону. Но лишь когда, сочувственно кивая, он начал поглаживать ее коленку, она замолчала. Сидела, прислушиваясь к его пальцам, пока ее мозг обрабатывал приходящий от коленки сигнал и переводил стрелки на пути ее стремительно мчавшегося по рельсам жалости либидо. Вдруг засмеялась сквозь слезы, шмыгая:
- А в прошлый раз я Шамилю после массажа говорю - давай чай попьем, я пирожных принесла. Он говорит - сейчас, пять минут помедитирую. Лег на кушетку, положил на грудь связку дубовых веток, закрыл глаза. Я пошла в ординаторскую, чай налила, вернулась, а он храпит... Как думаешь, я его совсем не интересую?
- Понимаешь, у него сейчас любовь с коллегой, - сказал он, садясь рядом. - Не расстраивайся. - И он мягко, по-братски, привлек ее к себе.
...Через пять минут, когда все одежды валялись на полу, она, вцепившись ему в волосы, закричала так, будто ее зарезали, причем внезапно.
- А-а, ччерт! - крикнула она, зажмуриваясь. - О-о, ггосподи!
- Я, я! - неожиданно для себя переходя на нелюбимый немецкий, зарычал он.
В ординаторской хлопнула дверь, - сторож У. говорил по телефону с руководством, и такие звуки могли его дискредитировать.
Потом они отдыхали, лежа на кушетке.
- Ты же не думаешь, что я бэ? - сказала она, водя пальчиком по его губам.
- Ну что ты, - искренне ответил он. - Какая же ты блядь? Ты блядей не видала...
- При чем тут блядь? - вскинулась она. - Я имела в виду бревно! Не показалась ли я тебе холодной? Уф! Блядь! Как ты мог такое подумать! Нет, ну надо же, я - блядь! Ну, спасибо!
- Так я же и говорю, - засмеялся он. - Не понял только, зачем шифровать таким знаковым образом. Какое же ты бревно? Ты такая темпераментная, я еле сдержался, когда ты закричала.
- И не сдерживался бы, - сказала она. - Сегодня можно...
"А вот вам", - подумал он, складывая за спиной фигу.
Конечно, массажист Х. проводил подопечную, и больше она к сторожу У. не приходила. Зато на следующее дежурство она пришла к сторожу Х. И еще. И еще. А ночью, когда он, проводив, садился за свой письменный стол, она возвращалась телефонным звонком.
- Ты, как писатель, должен любить стихи, - говорила трубка сумеречным голосом. - А я так их просто обожаю. Скрещенье рук, скрещенье ног, - начинала она с придыханием.
На второй час поэтического марафона, когда мимо уха продефилировали Пастернак, Ахматова, Ахмадулина, и даже скучный Тарковский-отец, он уже держал трубку на плече, нервно курил и пытался вдуматься в свой текст, откликаясь лишь на вопросительную интонацию в телефонном бубнении.
- Да-да, а как же, - отвечал он наугад. - Очень нравится!
В третье свидание он попытался объяснить ей, что по ночам он работает.
- Понимаешь, я не нормальный мужчина, - говорил он доступным ей языком тропов. - Я как Ихтиандр, выныриваю на воздух, в жизнь, чтобы не атрофировались легкие. А так в основном я дышу жабрами, я все время под водой своих фантазий, я опускаюсь на самое дно и ищу самую главную жемчужницу, чтобы вскрыть ее и извлечь самую главную жемчужину...
- Ты ее нашел, просто не понимаешь, дурачок, - ответила она, раздеваясь и кидая ему в лицо бюстгальтер, который попал чем-то твердым прямо в глаз.
Еле сдержав крик, он грустно улыбнулся и сказал, растирая глаз:
- У меня страшно болит голова.
- Сейчас пройдет, - бурно дыша, она скидывала туфли.
- Не пройдет, - сказал он, сморщившись. - Это на всю ночь, я знаю.
Она остановилась и растерянно смотрела. Потом, гордо взмахнув длинными соломенными волосами, начала одеваться.
- Надеюсь, ты меня проводишь?
- Не могу, - сказал он, чувствуя надвигающуюся свободу. - Еще светло, добежишь. А я прилягу (помедитирую - хотел добавить и рассмеяться в глаза, но сдержался)...
- Вот ты, значит, как? Все, я больше не приду! Слышишь? Я больше не-при-ду!
Он молчал, сжимая пальцами виски. А когда внизу хлопнула дверь, спустился, закрыл ее на замок, поднялся в свою любимую ординаторскую, включил телевизор, поставил чайник, закурил облегченно, и, сидел, раскачиваясь на стуле, отталкиваясь спинкой от стенки. Потом, улыбаясь, придвинул блокнот и записал: "ты думаешь, я бэ? Одинарный кроссворд, слово из пяти букв, легко отгадываю в антракте голой атаки". Перечитал, одобрительно хмыкнул, встал, потянулся. Впереди была ночь свободы.