— Но… неужели ей не было одиноко?
— С чего бы? У Шики есть я. Конечно, оставшись один — взвоешь. Но она не была одна. Отгородившись от людей, закрывшись в прочном панцире, она не осталась одна.
Голос ШИКИ звучал решительно и твердо. Я не заметил ни следа неуверенности, ни капли обмана — ситуация его вполне устраивала.
Но неужели?..
— Но с недавних пор Шики начала вести себя странно. Я — неотъемлемая ее часть, но она неожиданно попыталась отречься от меня. Не понимаю. Отторжение, противоречие — это моя прерогатива, Шики же должна была лишь соглашаться, лишь принимать. Что бы это значило?
Резкий сухой смешок, который издала ШИКИ, отразился от стенок пустого класса. На губах мелькнула горькая усмешка. Или, может быть, — циничная?
— Кокуто, тебе никогда не хотелось кого-нибудь убить?
Алая маска, в которую превратилось ее лицо в последних лучах умирающего солнца, заставила мое сердце дрогнуть.
— Так далеко я не заходил. Максимум — врезать по морде.
— Понимаю. Но для меня — это единственное желание. Единственное.
Ее голос снова породил странное эхо.
Слова застряли у меня в горле.
— Ты уже слышал. Люди возвращают другим только те чувства, которые сами испытали. Я стою по ту сторону всех запретов и табу. Наши с Шики приоритеты полярно отличаются. Во мне находят жизнь все порывы, подспудно подавляемые Шики, — в этом причина и смысл моего существования, и я прекрасно это знаю. Бесконечное убийство собственной воли, удушение темной стороны, которую зовут ШИКИ — меня. Мне приходилось убивать себя снова и снова, тысячи тысяч раз. Понимаешь? Убийство — моя стихия, я больше ничего не знаю и не могу. Только убивать.
Она повернулась спиной к окну и мягкими шагами направилась ко мне. Неожиданно меня по коже продрал мороз. Почему?.. Как может беззвучно приближающаяся ко мне девушка внушать столь леденящий ужас?
— Ты понимаешь, Кокуто? Что убийство означает для Шики?
Она остановилась рядом, совсем близко и прошептала:
— Уничтожение всего, что пытается открыть ее ракушку. Примитивная самозащита.
На губах ШИКИ расцвела непонятная улыбка. Улыбка, с которой все сводят к шутке. Но можно ли назвать шуткой эти слова?
Дверь класса захлопнулась за ее спиной.
Когда на следующий день во время обеденного перерыва я позвал Шики перекусить, ее брови удивленно взлетели вверх. Впервые с тех пор, как мы познакомились, я видел ее пораженной до глубины души.
— Ты в своем уме?..
Тем не менее, она приняла предложение, указала в сторону крыши и молча последовала за мной. Я чувствовал спиной ее буравящий взгляд. Она сердится на меня? Еще бы, сомнений тут быть не может!
Конечно, даже я понял, что означали ее вчерашние слова. Последнее предупреждение, не больше, не меньше. Шики прямым текстом заявила, что мне будет плохо, если я не вниму предупреждению и не перестану общаться с ней.
Но она не понимала главного. Она говорила мне это с первой минуты нашего знакомства. Каждым своим словом и движением. И я уже давно привык.
На крыше мы были одни — больше ни души. Январский холодный ветер не располагал к перекусам на свежем воздухе.
— Бррр, холодно. Не хочешь пойти еще куда-нибудь?
— Нет, мне здесь нравится. Если предпочитаешь другое место — не стесняйся, иди.
Официально-вежливый тон Шики лишь заставил меня наклонить голову и присесть под стеной, где не так дуло. Повисло молчание. Я уже прикончил второй бутерброд, но Шики даже не разорвала обертку на своем.
— Зачем ты опять заговорил со мной?
Ее голос был едва слышен, и я даже не совсем понял, что она обращается ко мне.
— Ты что-то сказала, Шики?
— Я хочу знать, почему ты так неосторожен.
Теперь ее взгляд пронзил меня, словно копье.
— Что-то новенькое. Меня обзывали наивным и слишком прямодушным, но вот неосторожным — еще ни разу.
— Тебе льстили.
Неловкая шутка даже не поцарапала броню ее ледяной уверенности и враждебности. Шики резко дернула рукой, располосовав упаковку сандвича с яйцом. Раздирающий хруст отдался в морозном воздухе, и она молча впилась зубами в бутерброд. Поскольку я уже управился, то решил поддержать беседу — такое молчание плохо действует на пищеварение.
— Ты, кажется, немного злишься?
— Немного?! — новый убийственный взгляд немедленно заставил меня пожалеть о сказанном. От такого пищеварению лучше не станет. Но Шики уже прорвало, и в ее голосе чувствовалось кипящее высоким градусом раздражение.
— Не понимаю отчего, но меня почему-то страшно раздражает твое присутствие. Почему ты не отстанешь от меня? Я же сказала вчера прямо — как ты можешь не понимать?!