Улица, куда свернула Ася на машине, располагалась совсем не по пути на работу. И от дома Коленьки это было далеко. Совсем в другом конце города. И что там ей в этих дворах?
— У нее были подруги, друзья, которые, возможно, проживали по этому адресу? — спросил Палыч, когда она ему показала экран телефона с отметками на карте.
— У Аси, конечно, были и друзья, и подруги, — немного с вызовом отозвался отец. — Но их адресов у нас нет.
— А телефоны?
— Нет, — пожал он плечами и немного ядовито скривился. — Разве вы не можете пробить номера из распечатки ее телефона?
— Можем. Но это хлопотная процедура, — ушел от прямого ответа Палыч. — Думали, вы в курсе, с кем общается ваша дочь.
— Еще бы не в курсе! — взвилась вдруг мама, приподнимая с бархатной оттоманки зад, обтянутый шелком. — Она как связалась с этим хлыщом, так все! Все у нее пошло прахом!
Нелестная характеристика в адрес Коленьки Палычу явно понравилась. Он даже покивал в такт словам матери Аси.
— Вы имеете в виду ее любовника? Он же ее начальник? — не удержалась от реплики Даша.
Лицо матери пошло красными пятнами. Отец озадаченно крякнул и сделал губы буквой «о».
— Почему любовника? Он был ее… Ее другом, любимым человеком, — оправившись от неловкости, привел в движение губы Сергей Сергеевич. — Они жили вместе.
— Потом — да. А когда он был женат? У них же давно отношения, разве нет? Любимый человек, друг, так сказать, вашей дочери долгое время был женат. И по нашим сведениям, в разводе он всего месяц.
Она понимала, что тем самым вредит себе, но не могла остановиться. Ей хотелось вредничать, говорить родителям Аси неприятные вещи. И не только им, а еще и портрету их красавицы дочери, выставленному в столовой напоказ. Словно нарочно, чтобы Даша могла сравнить себя с ней и понять, что шансов против красавицы у нее не было никаких.
— Не соблазниться Коленьке было бы очень сложно, — пробурчала она, усаживаясь в машину к Палычу. — Видел ее фото?
— Видел. — Палыч поерзал глазами по ее фигуре, ногам, лицу. — Ты что, хуже, что ли? У тебя, по-моему, полный комплект того же, что и у нее имеется.
— Может быть. Но у меня все как-то прозаичнее, скучнее. А там… Какая подача себя! Наверняка каблуки носила. Узкие платья. По салонам слонялась, холила себя и лелеяла. А я что?
— А ты что?
— А я с утра умылась, нырнула в форму или брюки, и на службу. А вечером мылом умылась и… Ладно, плевать. Что мы узнали в итоге?
В итоге узнали не особенно много. Услышали, что Ася была скрытным человечком и неплохой дочерью. Маме с папой не грубила, без нужды не расстраивала. Когда начались ее отношения с начальником (Коленькой), она долгое время не могла решиться и признаться родителям в этом. Рассказала, уже когда возникла нужда в ночевках у него.
— О том, что он был женат, мы узнали буквально недели две назад. Хотя роман их длился…
В этом месте отец задрал глаза в потолок, а у Даши остановилось сердце.
— Года два точно, — припомнил папа.
Сердце Даши упало в колени. Взгляд Палыча с презрением вопрошал: «Ну не мерзавец ли?»
— А если бы она забеременела от женатого человека? — неожиданно задала она вопрос, который ее страшно мучил. — Как бы она поступила, ваша дочь?
— Это было исключено. Ася умная девочка. К тому же ее любимый человек принимал какие-то таблетки. Он предохранялся, чтобы ее беречь.
Все! Сердца Даши не стало. Оно остановилось, умерло, как старые часы. Палыч даже взглянуть на нее боялся.
— Вот скажи, Палыч, за что я отдала почти восемь тысяч? — вытаращила она глаза еще в лифте, который вез их вниз. — Этот козел предохранялся, а они мне бумагу с мудреным текстом продали. О какой-то там несуразной несовместимости. Какое это все… Дерьмо!
Палыч спокойно выдержал, пока она легонько молотила ладонью стенку кабины лифта. Пока материлась, маршируя с ним рядом к машине. И молчал, пока она дергала ремень, чтобы пристегнуться. Но потом, когда она вдруг принялась на все лады нахваливать соперницу, не выдержал и сделал ей комплимент. Хотя не любил этого как никто другой.
Минут десять ехали молча. Потом она спросила:
— Зачем же она все-таки повернула туда, Палыч? Надо пробить всех ее друзей и подруг. И узнать: могла ли наша волоокая красавица изменять Коленьке? Или не изменять, а просто обманывать? И вообще: она, может, до сих пор сидит там на какой-нибудь съемной хате и потешается над его страданиями.
— Восемьдесят пять процентов, — кивнул ее старый дружище.
Он очень любил называть эту цифру, когда был в чем-то почти уверен.
— Слушай, Палыч, а давай туда съездим, а?