– Не бойтесь, он позаботится о нем. Нам же нужно скорее уходить от сюда! – Успокаивал братьев Андрас, пока те бежали от сцены так быстро, как только могли.
Уриэль уносил Звонаря к небесам сквозь плотный строй армады, и могло показаться, что спасение его лежит аж за гранью мироздания, но ангел знал: лишь зал баланса может соединить то, что было разделено безвозвратно. Дорога назад до белого замка слишком длинна, а дома мезмеро больше не стало. Единственное близкое место, куда ещё можно было добраться – тот самый мир теней, куда обычный путь будет для Виктора смертельным. Но, как когда-то сказал сам Крайе: «тень – лишь производная света». Уриэль подобрался близко к солнцу, и тень им отброшенная стала так велика, что была видна на третьем мире невооружённым глазом. И, развернувшись, ангел закрыл Виктора своими крыльями и рванул вниз, пикируя прямо в неё, всё ниже и ниже, до тех пор, пока не обогнал сам свет. Он вонзился в свою собственную тень, разорвав саму ткань мироздания, и весь опаленный, ангел, словно горящая комета, упал у дома теней, протирая спину о траву, растущую вокруг холла. «Несите его в храм… несите в храм!» – Говорил он ходящим в тени, что слетелись, лишь услышав грохот. Бифронс подхватил тело парня на руки и унёс внутрь.
К тому моменту, как армада прорвала черную пелену, сковавшую небо, и свет солнца, стоящего в зените, заполонил город, выжигая все присутствия скверны, мезмеро уже добрались до дома теней. Андрас перенес Пуарье прямиком до входа, где они и встретились со остальными, и все вместе вошли в открытые демоном двери. Люди, чьи души не смогли вернуться из черного забвения, сгорели дотла, а те, что всё ещё держались за остатки сознания, вновь вернулись в мир живых. Искажения пространства исчезли, но рельеф местности было уже не исправить, так ноябрьский парк и остался на высоком холме, возвышавшимся над всем городом, и никогда тот не даст забыть людям о происшествиях, здесь случившихся. Ангелы выполнили своё предназначение. Тьма была изгнана из города, но, увы, жизнь его уже никогда не вернётся в привычное русло.
– Уриэль! Что ты сделал? – Помогал подняться только что прибывший Андрас своему другу.
Ангел ухватился за его руку: – Молодой мистер Пуарье прав – сегодня хватит смертей.
Кира выбежала вперёд вся на нервах и зрительно искала своего жениха, но не нашла: – Что с ним? Где Виктор?
– Простите, но молодой мезмеро сильно пострадал… – Закрыл тот глаза. – Я не могу ничего обещать. Чтобы выжить, ему понадобиться очень большое желание, и даже если выкарабкается, то может оказаться уже не тем, что прежде. – Уриэль не хотел видеть её слез, но, к удивлению, та лишь только улыбнулась:
– Отпуская его два года назад, я даже не знала вернётся ли, а сейчас он ведь здесь, рядом?
Младший, кое как одной рукой отряхнулся от кусочков теней, и увидел мисс Стивенсон, стоящую впереди. Она подошла и начала смотреть на его руку, словно ищет рану. Жан Пуарье никогда не плакал, никогда не страдал. Вся его жизнь протекала, словно очередная его шутка. Он лишь глядел открытыми глазами и радовался за каждый проведённый ими счастливый момент. Но, глядя на то, как Вета забоится о нём, он вспомнил момент… самый первый момент, когда его дорогой старший брат впервые увидел свою будущую жену: она подошла к Джипу и стала глядеть на его раненую руку, предложила помощь, перевязала. Так началась их судьба… Жан медленно взял её за ладошку правой рукой, а затем обнял. А на глазах его были слезы.
Андрас еле заметно улыбнулся, глядя на то, как спасённые Виктором члены ордена, под руководством его собратьев заходили внутрь дома теней: – Сегодня Виктор сделал большое дело. – Говорил он на выдохе. – Расхаживая и терзаясь мы ничем ему не поможем. Нам остаётся лишь только ждать…
Близнецы, Вета, Кира и оба герои первой войны направились помогать беженцам обретать новый дом. Старший Пуарье же молча прошёл улицу, и, когда в дверях не осталось больше народа, зашёл внутрь. Поднимаясь вверх по ступеням, он еле держался на ногах. Внутри все горело и болело. Его разорванная в клочья душа была сейчас почти, как у Виктора, только он, если это можно так назвать, был ещё жив. Добравшись до третьего этажа Джип боле не мог сдерживать чувств и, все накопившееся, вновь вырвались наружу. Он бил, стучал, кричал и плакал от боли. И, даже, когда вновь собрал всю волю в кулак и продолжил подниматься вверх по ступеням, взгляд… мёртвый взгляд Лизы, больше никогда его не покинет. Джип знает, что его собственные глаза уже утратили ту былую искру, что дух его тлеет, а сердце стонет. И в конечном счете, он присоединится к своей любимой, также, как и она, вальсируя в небесах всё ещё догорающим голубым пеплом.