Сегодняшний несомненный подъём конспирологии в России имеет свои объективные причины — как внешнего, так и внутреннего свойства. Российское общество, несомненно, «вестернизировалось», восприняв и адаптировав западную социокультурную матрицу. Одним из сегментов этой матрицы и является «теория заговора» — изобретение западного мира, имеющее, как мы показали, сложную и нелинейную историю развития. Зададимся вопросом: возможна ли борьба с «теорией заговора»? Ответ будет очевиден: то, что переросло собственно концептуальные, субъективные рамки и стало имманентным содержанием общественного сознания, нельзя вычеркнуть волевым усилием. Напротив, зачастую «теория заговора» демонстрирует присущее ей активное начало, непосредственно влияющее на масштабные социально-политические процессы. Применительно к российской практике это ярко прослеживается в феномене так называемых «оранжевых революций». Именно они стали идеальной матрицей для создания развёрнутой конспирологической модели. События в нескольких странах, преимущественно на постсоветском пространстве, приведшие к смене правящих режимов, в результате подобной интерпретации перерастают присущие им в целом локальные рамки. С помощью рассмотренных нами выше приёмов конспирологического конструирования действительности смена политических режимов в весьма несхожих странах приобрела внутреннюю связность и логику — при наличии посыла о заговоре против политического режима в России: «Югославия, Грузия, Абхазия, Украина… Тенденция, однако. Очевидно, что аналогичная попытка будет в Белоруссии — в 2006-м, когда на третий срок пойдёт Лукашенко. А в 2008-м (если не раньше) наступит и очередь России — о чём уже проговорилась в пылу своей предвыборной борьбы Юлия Тимошенко, пообещав устроить такое же и у нас»{765}. Произошедшие «оранжевые революции» трактуются как «обкатка» технологий и приёмов, главным объектом которых выступает суверенный политический статус России. Примечательно, что «раскручивание» темы опасности «оранжевой революции» — во всех её вариантах: от «олигархического реванша» до «происков Запада», — было осуществлено именно усилиями интеллектуалов, независимо от их партийной ориентации. Суммарный эффект их деятельности, судя по реакции властной вертикали, оказался весьма существенным. В первую очередь это отразилось на самом «экспертном сообществе», которое получило ряд очевидных бонусов (организационных, медийных, финансовых).
Заметим, что приведённый пример ещё раз подтверждает правильность выдвинутой нами концепции об интеллектуально-волюнтаристской природе «теории заговора». Обращаясь к западному социокультурному опыту, мы можем проследить это на примере самого известного на сегодняшний момент «тайного общества». Речь идёт о таком серьёзном конспирологическом бренде, как «Аль-Каида». Отечественный политический журналист М. Зыгарь, анализируя истоки современного политического и религиозного терроризма, обозначает сущность «Аль-Каиды» именно как раскрученный конспирологический бренд. Наделённая средствами массовой информации зловещей силой, грозная организация получает своё название от арабского словосочетания, которое переводится как «база данных» и в реальности обозначало досье, составленное ЦРУ на участников войны в Афганистане, арабов-добровольцев, воевавших против советских войск. Лишённая любого реального наполнения, «Аль-Каида» становится «классическим» брендом, занявшим прочное место в сознании современного обывателя. Свою статью Зыгарь заканчивает ироничным, но вполне объективным выводом: «“Аль-Каида” избавляет власти от необходимости объяснять происходящее гражданам, а гражданам позволяет почувствовать себя комфортнее в сегодняшнем быстро взрывающемся мире. Автомобили — это “Мерседес” и “Тойота”, одежда — это Карден и Гуччи, гамбургеры — это “Макдональдс”, а теракты — это “Аль-Каида”. Все ясно»{766}.
Подобное «брендирование» оказалось весьма действенным при подготовке общественного мнения перед вторжением сил НАТО под предводительством США в Афганистан. Увязав напрямую террористическую атаку 11 сентября 2001 года с полумифической «Аль-Каидой», руководство США получило карт-бланш в борьбе с «мировым злом». Заметим в этой связи, что негативное восприятие аналогичной военной кампании в Ираке можно объяснить отсутствием должного конспирологического обоснования. Для мирового общественного мнения С. Хусейн был «всего лишь» классическим восточным тираном, что не соответствовало потенциальным конспирологическим ожиданиям. Без сомнения, грамотное использование «теории заговора» в политической практике является мощным и эффективным орудием современной политики и, соответственно, всё чаще используется политическими деятелями, представляющими различные идеологические программы и движения.