Достаточно свежим и ярким примером тому служит «Движение чаепития», возникшее в США во время последнего экономического кризиса. В начале 2009 года президентом Америки официально становится Б. Обама. В числе мер по стабилизации экономической ситуации он предложил оказать финансовую помощь задолжникам по ипотечным кредитам в размере 75 миллиардов долларов, кардинально пересмотреть программу медицинского страхования. Эти инициативы вызвали бурную реакцию среди крайне правых республиканцев. Они усмотрели в действиях Обамы признаки вмешательства в частную жизнь, подрывающего благосостояние «белого среднего американца», посягательство на либертарианские принципы американского общества. Протест, первоначально озвученный консервативными американскими политиками и журналистами, быстро перерос локальные рамки. «Движение чаепития», самим своим названием отсылающее к знаменитому «Бостонскому чаепитию» — «спусковому крючку» американской войны за независимость, приобрело большое влияние среди тех самых «белых средних американцев», на которых «покушался» Обама. По всей стране возникли неформальные объединения граждан, число которых достигло двух тысяч. Несколько известных политиков, в том числе Р. Перри, бывший кандидат от правых республиканцев на президентских выборах, поддержали движение.
Но постепенно экономические претензии к политике действующего президента сменились конспирологическими обвинениями. Появился популярный тезис о «социалистическом заговоре Обамы», в котором президенту отводилось далеко не первое место. Указывалось, что Обама даже формально не мог участвовать в выборах президента, так как родился в Кении, а не на Гавайских островах, что давало ему автоматическое американское гражданство и право избираться на пост президента. Обнародование копии свидетельства о рождении не повлияло на чаелюбивых сторонников «теории заговора». «Джером Кореи, автор многочисленных теорий заговора о Демократической партии, почти сразу заявил, что свидетельство является подделкой, сильно исправленной в программе редактирования фотографий»{767}. Из «неоспоримого факта» фальшивого свидетельства о рождении рождается закономерный вопрос: кто и с какой целью «поднимал» Обаму к вершинам политического Олимпа? Ответы даются самые различные: от упомянутого «социалистического заговора» до масонских корней президента. Симптоматично, что показывая, пусть даже на отдельном примере «Движения чаепития», высокую степень влияния «теории заговора» на современное западное общество, И. Яблоков тем не менее делает неожиданный вывод о «маргинальном» положении конспирологии в странах «свободного мира»: «Однако общепринятое отношение к теориям заговора как к низкопробному и опасному элементу политической риторики не позволило политическим элитам, находившимся в оппозиции к политике Обамы, широко его использовать, хотя это отчасти и лишало представителей Республиканской партии электоральной поддержки»{768}. Политически «правильное» утверждение вступает в противоречие с самой природой «теории заговора». Как мы уже неоднократно отмечали — не политики формируют «теорию заговора», но именно «теория заговора» способна сконструировать тот тип политического лидера, группы или партии, который соответствует основным посылам конспирологии. Будучи элементом социального сознания, а не «опасным и низкопробным» вариантом политической риторики, «теория заговора» автономно ищет объекты для своего применения.
Поэтому нельзя говорить о «злой воле», провоцирующей конспирологические настроения, которые имеют вполне объективное социокультурное основание. Другое дело, что есть исторически сложившаяся социокультурная группа, профессионально культивирующая (анти)конспирологические настроения в обществе. Интеллектуалы, выступающие как ретрансляторы «теории заговора», тем самым пытаются восполнить некоторое социальное поражение, история которого восходит ещё к XVIII столетию. Оперируя различными вариантами «теории заговора», по очереди представляя их широкой публике, они смогли тем самым презентовать себя в качестве той единственной силы, которая в состоянии «разоблачить злокозненность» конспирологического сознания. И не важно, на чьей стороне «играют» интеллектуалы — развенчателей, как это происходит сегодня по преимуществу, или адептов «теории заговора». Связь с конспирологическим сознанием от этого не становится менее прочной. М. Фуко, к работам которого мы часто обращались, пытался наметить новую основу бытия интеллектуалов, заменяющую традиционную модель «властителя дум»: «На мой взгляд, интеллектуал не может ставить свой дискурс выше других. Он скорее пытается предоставить место дискурсу других. Это вовсе не значит, что ему следует замолчать, тогда бы мы скатились в мазохизм… Его роль заключается в том, чтобы раскрывать возможности дискурса, смешать и переплести с другими дискурсами свой собственный в качестве их опоры»{769}. Продолжая свою мысль, французский философ предлагает отказаться от «пророческой функции», сосредоточившись на познании дня сегодняшнего. Проблема заключается лишь в том, что дискурс и есть порождение сознания интеллектуала. «Смешение» дискурса не означает его растворения, более того, это неизбежно приведёт к усложнению, с последующей неизбежной иерархизацией, и роль толкователя с предопределённостью бумеранга возвратится к интеллектуалу. Впрочем, в пространстве «теории заговора», как мы показали выше, интеллектуалы вполне успешно справляются и с дискурсивным смешением.