Бесспорно, что одна из чистейших и наименее самозапечатляющихся обязанностей человека – это облегчение страданий его собратьев.
Из того, что мне довелось прочитать, и из того, с чем я ежедневно вхожу в непосредственный контакт, мне не кажется, что это было бы возможно оценить в раздумьях и созерцании, это огромная нужда и мучительное страдание… и, мало того, я могу сказать – на данный момент я допускаю огромную важность наших братьев и сестер, поднявшихся на куда более высокий уровень от того, где они совершенно не имеют способов удовлетворить скудные нужды существования.
Конечно, высокая и рожденная Небесами религия – религия, претендующая на достижение ее передовых знаний и Света лишь «теми, кто больше всех познал Науку Жизни», – должна суметь рассказать нам кое-что о том, как иметь дело с подобной жизнью, в ее примитивных условиях беспомощного подчинения окружающим ее обстоятельствам – цивилизации!
Если одна из наших главных обязанностей заключается в применении бескорыстной любви к Братству, то, бесспорно, «те, кто больше всех познал», во плоти они или нет, могут и будут, если к ним воззовут приверженцы, помогать им в нахождении путей и средств для такого завершения и в организации некоего великого братского плана для правильного решения вопросов, которые приводят в полный ужас своею сложностью и которые следует выставить с непреодолимой силой перед теми, кто искренне последователен в своих энергичных попытках выполнить до конца волю Христа на христианской земле?
Это достойно высказанное и искреннее письмо содержит два утверждения; не высказанное прямо обвинение против «теософии» (т. е. Общества с таким названием) и фактическое признание, что христианство (или, точнее, его ритуальные и догматические религии) – заслуживает такого же и даже более строгого упрека. Ибо если «теософия», представляемая своими профессорами, заслуживает внешнего упрека в том, что пока не сумела перенести божественную мудрость из области метафизики в практическую работу, то «христианство», представляемое обычными христианами, священниками и мирянами, явно следует винить в нечто похожем. «Теософия», несомненно, не смогла обнаружить надежные пути и способы привести всех своих приверженцев к применению «бескорыстной любви» в их Братстве и пока еще не смогла заметно уменьшить страдания Человечества; но этого не сумело сделать и христианство. И ни автор вышеупомянутого письма, ни кто-либо еще не смогли предъявить достаточные оправдания для христианства в этом отношении. Тем самым, допущение, что «те, кто искренне продолжают свои энергичные попытки выполнить до конца волю Христа на христианской земле», нуждаются в помощи «тех, кто больше познал», будь они (приверженцы язычества) «во плоти или (духи) нет», и это прямо наводит на размышления, ибо на этом основаны защита и raison d’être [разумное основание, смысл (фр.)] Теософического общества. Это подразумевалось молчаливо, но коли это вышло из-под пера искреннего христианина, того, кто стремится изучить некоторые практические способы облегчить страдания миллионов обездоленных – то это признание становится самым величайшим и наиболее полным оправданием существования Теософического Братства; полное признание абсолютной необходимости подобной организации, независимой и свободной от каких бы то ни было сковывающих его догм, и в то же время это указывает на полнейший провал христианства в осуществлении желаемых результатов.
Верно сказал Кольридж, что «доброе дело возможно без основных предпосылок спасения, следовательно, необходимо содержит в себе основы спасения; однако основные предпосылки спасения никогда не могли существовать без добрых дел». Теософы принимают это определение и расходятся с христианами только в том, что касается характера этих «основных предпосылок спасения». Церковь (или церкви) настаивает, что единственное основное правило спасения – есть вера в Иисуса, или, согласно учению о гибели души, лишенного одухотворенности Христа; теософия же, недогматическая и несектантская, отвечает, что это не так. Единственный основной принцип спасения живет в самом человеке, т. е. это и есть истинный Христос, равно как и истинный Будда, и божественный внутренний свет, который происходит из вечного, неявного, неведомого ВСЕГО. И этот свет – только он способен быть познанным благодаря своей работе – вере в то, что всегда должно оставаться совершенно невидимым, кроме той веры, которая пребывает в самом человеке, который чувствует свет внутри своей души.
Тем самым, безмолвное признание автора вышеуказанного письма укрывает еще один вопрос величайшей важности. Писатель, похоже, прочувствовал то, чего очень много среди тех, кто стремится помочь страждущим; он это прочувствовал и выразил в своем письме. Убеждения церквей не смогли поддержать свет разума и истинную мудрость, необходимую для того, чтобы довести до конца практическую филантропию, при помощи истины и рьяных последователей Христа, реальности. «Практичный» народ либо продолжает «делать добро» необдуманно, и потому вместо добра часто наносит вред; либо, испугавшись ужасной проблемы, вставшей перед ним, и не сумев найти в своих «церквах» никакого ключа или надежды на разрешение вопроса, отступает с поля боя и слепо пускает себя плыть по течению, которое, бывает, он сам и же порождает.
Недавно стало модным, как для друзей, так и для врагов, упрекать Теософическое общество в том, что оно не занимается практической работой, а блуждает в сумрачных облаках метафизики. Те, кому нравится повторять избитые аргументы, объясняют нам, что метафизики усвоили опыт последних нескольких тысяч лет, и теперь настало самое время, когда им следовало бы приступить к определенной практической работе. Согласны: однако, учитывая, что христианские церкви существуют почти девятнадцать веков и что Теософическое общество и Братство – организация, возникшая около двенадцати лет назад; и снова, учитывая, что христианские церкви вращаются в сказочном богатстве, и число их приверженцев достигает сотен миллионов людей, в то время как в Братстве состоят всего несколько тысяч, и оно не имеет в своем распоряжении ни фонда, ни денежных средств, а 98 процентов его членов – бедные и не имеющие никакого влияния люди, тогда как церковная аристократия состоит из богатых и могущественных; итак, приняв все это в расчет, можно не сомневаться, что теософы предпочтут навязывать этот вопрос, стараясь привлечь общественное внимание. Между тем, самые жестокие критики «лидеров» Теософического общества, причем никоим образом не посторонние, а сами же члены этого общества, всегда находят предлог для своего недовольства; мы спрашиваем: «Можно ли совершать акты милосердия, и, как будет известно людям, осуществлять их до конца, не имея при этом денег?» Разумеется, нельзя. И все-таки, вопреки всему, никто из наших (европейских) членов, за исключением нескольких преданных обществу участников, заведующих филиалами, не отказывается выполнять практическую работу; однако есть и такие, особенно те, кто даже пальцем не пошевелил, чтобы облегчить страдания и оказать помощь на стороне своим самым бедным братьям, те, кто громче всех говорит и произносит самые жестокие обвинения в недуховности и непригодности «лидеров теософии». Благодаря этому они сами удаляются во внешний круг критиков, подобно тем зрителям пьесы, которые смеются над приезжим актером, играющим Гамлета, когда сами они неспособны выйти на сцену с подносом для писем. Когда в Индии относительно бедные теософы открыли бесплатные амбулатории для больных, госпитали, школы и при этом они меньше всего думали о каком-либо возмещении средств от бедняков, как это делают миссионеры, вынуждая их отказываться от единственной религии их предков в качестве оплаты за оказанные блага, то неужели английские теософы – единственные, кто делают что-то для множества страдающих, чьи горестные крики раздаются во всех Небесах, как протест против действительного положения дел в христианском мире?
Воспользуемся возможностью сказать в ответ множеству наших корреспондентов, что до настоящего времени все силы Общества были направлены главным образом на организацию, расширение и укрепление самого Общества, что потребовало от него времени, энергии и ресурсов до такой степени, что у него осталось гораздо меньше сил для оказания милосердия, нежели мы ожидали. Но, даже если это и так, по сравнению с влиянием и денежными средствами, находящимися в распоряжении Общества, его работа в практическом милосердии если и обрела менее широкую известность, то безусловно принесла намного больше пользы по сравнению с милосердием, проявленным христианами, несмотря на их огромные денежные ресурсы, работников и возможности любого сорта. Нельзя забывать, что практическое милосердие – это не единственная из заявленных Обществом целей. Это происходит молча и не нуждается в «заявлении», что каждый член Общества должен быть практическим филантропом, если он целиком и полностью теософ; и наша декларированная работа на самом деле намного важнее и действеннее, нежели обыденная работа, которая приносит более явные и немедленные плоды, ибо непосредственный эффект по достоинству оцененной теософии – это занятия той благотворительностью, которой мы не занимались прежде. Теософия творит милосердие, которое впоследствии и по собственной воле делает себя очевидным в своих трудах.