Ещё один вариант – когда существо индивидуализируется интенсивным желанием власти над другими, такой, какую иногда демонстрирует главный самец стада. Эго, сформированное таким способом, часто проявляет сильную жестокость и, кажется, находит удовольствие в этом, вероятно потому, что для него мучить других – способ показать свою власть над ними.
С другой стороны те, кто был индивидуализирован на сравнительно низком уровне по одному из нормальных направлений – таких, как привязанность – показывают нам тип хотя и примитивных, но довольных и добродушных дикарей – фактически дикарей, которые не являются дикими, но доброжелательными, как многие из племён, обнаруженных на некоторых островах южных морей.
Когда мы рассматриваем ранние стадии нашего развития в лунной цепи, часто кажется, что способ индивидуализации эго зависел от простого шанса – от "случайности окружающей обстановки". Всё же, я не считаю, что это так; даже для животных окружающая обстановка не случайна, и нет места для случайности в совершенно упорядоченной вселенной. Я не удивлюсь, если дальнейшие исследования раскроют нам, что лучший способ индивидуализации был так или иначе предопределён самой монадой с целью подготовки к какой-либо части великой работы, предстоящей в будущем. Наступит время, когда мы будем частью Великого Человека Небес – ни в коем случае не как миф или поэтический символ, но как живой и реальный факт, который мы сами увидим. Его божественное тело состоит из многих участников; у каждого из этих участников есть своя собственная функция для исполнения, и живые клетки, которые будут их частями, нуждаются в разнообразном подготовительном опыте. Вполне возможно, что с начала эволюции части были выбраны – что у каждой монады есть предназначенное ей направление эволюции, и что её свобода действий, в основном, согласована с темпом, с которым она должна следовать по этому направлению. В любом случае наша задача ясна – продвигаться настолько быстро, насколько мы способны, всегда видеть перед собой божественную цель, жить только для того, чтобы выполнить её, и всегда стараться помочь исполнению великого плана ЛОГОСА, помогая нашим ближним.
ТЕОСОФИЯ И ВЕЛИКИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ПРАВЕДНИКИ
Вдумчивый теософ не может не задаться вопросом: как так получается, что теософия, бесспорно являющаяся самым передовым мировоззрением и наиболее полным изложением самой высокой мудрости, доступной в настоящее время, всё же, оказывается, не вызывает какого-либо особого интереса у многих выдающихся представителей человечества, независимо от того, касается ли это науки, искусства, литературы, философии или религии. Люди сильнейшего интеллекта или же самой высокой духовности, казалось бы, должны быть первыми, чтобы приветствовать яркий блеск теософии, ясность и здравый смысл её системы, свет, который она бросает на все проблемы жизни и смерти, красоту идеалов, которые она предлагает нам. Но факт остаётся фактом: они не приветствуют её, но напротив, многие из них демонстрируют безразличие, если не презрение. Их отношение есть явление примечательное; как же можно объяснить его?
С другой стороны, касаясь нас самих (исключая такого, в общем, неординарного человека, как наш Президент [Теософского Общества]), мы весьма хорошо представляем, что мы, теософы, по части интеллекта находимся далеко позади великих лидеров научной и философской мысли, так же, как по части духовности и набожности мы далеко позади некоторых великих праведников, которых мы знаем по различным священным писаниям. И всё же у нас есть бесценная привилегия, данная нам теософией: мы смогли понять её учение, поверили ему и приняли его, в то время как эти великие лидеры, очевидно, не способны на это. Понятно, что мы не лучше их; по определённым направлениям мы, очевидно, менее развиты; тогда почему такая великая и восхитительная награда досталась нам, а не им?
Это, действительно, великая и восхитительная награда; давайте не будем здесь делать ошибок. Самые сильные определения, существующие в нашем языке, самые поэтические описания, которые мы можем придумать, не помогли бы нам адекватно передать то, что теософия даёт тем, кто может усвоить её, и что она даёт тем, кто проводит её в жизнь. Если всё это происходит с нами, ничем не примечательными людьми, то почему же это оставляет холодными и равнодушными людей, намного более высокого развития?
Они, действительно, выше нас; вот другой пункт, по которому не должно быть допущено никаких ошибок. Интеллект великого учёного – изумительная и желанная вещь, кульминация его развития. Духовность, глубокая отрешённость и великая набожность праведника прекрасны и бесценны вне всяких слов, и такая святость приходит только как результат серьёзного усилия в течение многих жизней. Это, действительно, дары, которые никто не может отрицать или презирать: "Они вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще мёда и капель сота"[8].
И всё же, у их обладателей нет бесценной жемчужины теософии, которая есть у нас, стоящих на равнине и видящих их на горных высотах. Безусловно, эти великие люди обладают многим, чего не имеем мы – по крайней мере, тем, что в нас является пока ещё лишь зачатком; но у нас есть то, чего нет у них: за что же мы удостоены столь великой чести?
То, что мы имеем, – это знание направления для концентрации наших сил. У нас оно есть, потому что, благодаря теософическому учению, мы кое-что понимаем в схеме вещей, кое-что знаем о плане, по которому построен мир, что-то знаем о цели и методе эволюции – и не только в общем смысле, но также и в достаточных деталях, чтобы сделать их фактически применимыми к жизни человека.
Но почему всё это нам, маленьким людям, более понятно, чем этим великим? В соответствии с нашей собственной доктриной мы знаем, что "оценка безукоризненно верна", и что ни у одного человека не может быть даже малейшего преимущества, на которое он не имеет права. Что же мы сделали, чтобы заслужить эту самую великую из всех наград, – мы, не отличающиеся от тысяч других людей, постоянно совершающих множество обычных человеческих ошибок, не лучшие и не худшие по сравнению со значительным большинством наших ближних?
Независимо от того, что было с нами, ясно, что это было в какой-то другой жизни, а не в этой. Многие из нас могут подтвердить, что когда мы впервые столкнулись с теософией (в этой жизни), что-то в нас сразу же радостно шевельнулось, отреагировав таким образом на её привлекательность, и подтолкнуло нас к немедленному признанию близости нам этих идей. Однако мы знаем, что есть множество людей, которые лучше нас, но на них это не производит вообще никакого впечатления – они не могут понять всей глубины нашего энтузиазма, возникшего в связи с этим.
Мы, обычно (и очень правильно), находим объяснение, говоря, что встречались с этими великолепными истинами прежде, и что мы знали о них и изучали эти вещи в прежней жизни, а наши невосприимчивые друзья – нет. Но это не решает проблему; происходит лишь перемещение данной фазы далеко назад. Почему в той прежней жизни мы изучали эти вещи, в то время как наши более одарённые друзья не делали этого?
Ответ состоит в том, что мир всё ещё находится в своей ранней стадии эволюции, и у человека просто не было времени, чтобы развить все свои качества. Он делает это в определённой последовательности, у которой существует начало; и люди отличаются тем, что у них различные исходные точки. У нас есть свои качества и свои способности (уж какие есть!), и нас привлекают эти вещи, потому что это идёт по линии тех усилий, которые мы производили в нашем далёком прошлом. Никто не имеет тех качеств, над которыми он не работал, чтобы развить их в себе. Таким образом, если наши великие друзья являются "одарёнными" по каким-то направлениям, то это из-за того, что они заработали свой дар тяжёлым трудом в предыдущих жизнях. Так же, как изучением в другой жизни мы получили свой "дар" – способность понять и оценить кое-что из теософических истин – так и они приобрели свои блестящие интеллектуальные способности или качества набожности, очень долго практикуя это.
8. Пс. 18:11. –