Василий Кленин
Император Сухоруков 5
Теотль Сухоруков
Часть I
Решающий резус-фактор
Глава 1
Редкая бутылка вина
Проснулся. Темно. Ночь. Еще ночь, хвала всем богам! Ночью за мной не приходят. Ночью я им не нужен. Могу спокойно гнить себе в яме, надеясь на смерть. Как же я жду ее.
И как боюсь дня.
Потому что днем они придут. Могут прийти. Мои палачи приходили не каждый день, но никакой последовательности в их приходах не было. По крайней мере, я не мог ее высчитать. А потому каждый новый рассвет, что пробивался сквозь махонькие окошки в стенах над моей ямой, нес мне одинаковый ужас. И равный шанс похода к пыточному столбу.
Поначалу они вообще не приходили. Поначалу… Я даже не возьмусь посчитать, как давно оно было — это поначалу. Как будто, миллион дней назад. Миллион жутких дней, полных страха, а иногда — адской боли.
А, может, и месяца не прошло. Не знаю. Я давно перестал считать. Только лишь раз за разом ждал ночи и боялся рассвета.
Но еще помнил, как всё это начиналось. Как меня связали во дворце поганца Косийоэсы, а потом отволокли в покои, где разместились астеки, приглашенные Рыбоглазым. «Великого владыку» небрежно швырнули в какой-то угол на груду мешков с чем-то. Я всё еще не мог поверить в случившееся. Паникующее сознание пыталось найти щадящее оправдание случившемуся. Я наивно надеялся, что молодой кокуитао одумается, поймет, какую глупость совершит и лично поспешит развязать мои путы и извиниться. Мозг отказывался принимать простую мысль: астеки меня точно не отдадут. Никакому Рыбоглазому.
Потом я ждал, что вот-вот… ну, вот сейчас! Ну, теперь уж! Что в наш сумрачный плохо освещенный зал ворвется Серый с товарищами, разметает врагов и спасет меня!
Ну, пожалуйста!..
Никто не врывался. Я старательно гнал от себя мысли о том, что мои друзья уже давно мертвы. Хотя, именно так оно, скорее всего, и было.
Через пару дней меня молча подняли на ноги, вывели во двор и привязали к палке. К палке, к которой уже было привязано около десятка пленников. Невероятно, но я почувствовал себя задетым. Я тут кто им вообще?! Знатный и почетный пленник или один среди многих?
Мало того, что в плен взяли, так еще и унизили.
Среди пленных не оказалось ни одного из наших. Все — незнакомые сапотеки. С одной стороны, я был рад, что мои люди в плен не попали, но с другой — мне так не хватало хоть кого-нибудь, с кем бы я мог разделить свою беду. Было очень страшно. И показное равнодушие астеков пугало сильнее криков ненависти. Они вообще вели себя со мной, как с вещью. Всё! Отработанный материал, доволочем, куда следует, и сдадим. Во мне не видели личность, даже врага уже не видели.
Корм для богов.
И я готов был обделаться от ужаса. Только вот меня два дня ничем не кормили.
Колонна вышла из Саачилы-Йоо и двинулась на север. Где-то впереди покачивался единственный паланкин, на котором восседал племянник астекского правителя — здоровяк Макуильмалиналли. Он тоже меня в упор не замечал. Ехал себе и что-то лениво жрал с блюда, которое несли в руках рядом с паланкином.
За день мы добрались до Уашкаякака. Я сам тут не был, но единственным крупным городом так близко от Саачилы мог быть только он. Да и куда еще идти астекам? Колонна воинов и носильщиков прошла по предместьям, зарулила на площадь, где высился единственный храм. Пирамида невысокая — не больше нашей в Излучном, хотя, украшена резьбой намного богаче. Тут уже и толпа собралась: я по одежде различал, как сапотеков, так и астеков.
Нашу палку с пленниками повели прямо в сторону алтаря — тут-то мои ноги и похолодели от ужаса. Размалеванные ярким красками, богато украшенные жрецы кинулись к пленникам, быстро отвязали одного из них и по боковой лестнице потащили несчастного наверх. Парень бился свежевыловленной рыбой, но жрецы оказались на диво крепки. Пленника — за руки за ноги — ловко растянули на алтаре… И вот тут я впервые увидел, как астеки почитают своих богов.
Старший жрец подошел к телу и поднял руку с внушительным обсидиановым ножом. Конечно, никто никакие грудные клетки не пробивал. Я уже достаточно насмотрелся на убийства в этом мире, чтобы понимать: грудину не так просто проломить. Уж обсидиан точно сломается.
Резким движением жрец распорол живот, у самой диафрагмы. Под вопли жертвы что-то еще порезал внутри живота, а потом сунул в рану руку. Чуть ли не по локоть! Пошарил, дернул — и вытащил на свет истекающее кровью сердце! Несколько артерий веревками свисали вниз, заливая руку жреца темным и густым. Тело жертвы мелко тряслось, конечно, уже совершенно бесшумно.