Начальник связи, майор, в больших роговых очках, обосновался в углу одного из блиндажей, на который саперы еще продолжали класть накат, с грохотом сдвигая бревна над головами наполнявших квадратную яму людей, постукивая по дереву топорами. От майора пахло спиртом, хотя он был непьющим, и табаком, хотя и курящим Платонов прежде его никогда не видал. Но это Платонова не удивило, удивляться было нечему: всех эта ночь преобразила, все были непохожи на самих себя, вели себя необычно, несвойственным образом.
— Кури! — размашистым жестом сунул майор Платонову разорванную папиросную пачку, из которой он щедро угощал всех подряд, кто был возле него. Платонов чуждался курения, табачный дым всегда бывал ему неприятен, но он не стал отказываться, неловкими пальцами выковырял из пачки кривую папиросу, ронявшую табачные крошки, и, точно это было сейчас почему-то совершенно необходимо, обязательно, закурил от зажигалки, которую ему протянула чья-то рука.
Возле майора, склонясь к фиолетовой лампочке, тесным кружком сидели командиры связистских подразделений, лейтенанты и младшие лейтенанты, все одногодки, сверстники Платонова, и переписывали новые позывные, пристроив на коленях кто блокнот, кто тетрадку. Платонов достал бумагу и тоже придвинулся к свету.
Пригибаясь, укорачивая свой рост, в блиндаж вошел Федянский, повел по сторонам острой бородкой, оглядывая неровные земляные стены со следами кирок и лопат, потолок из бревен, по которым снаружи ходили саперы, что-то сказал сопровождавшим его военинженерам и быстро вышел. До Платонова донеслось, как Федянского назвали «комдивом». Он еще ни о чем не слышал, ничего не знал. Ему объяснили, и он просидел целую минуту, прежде чем смог писать дальше…
Ординарец майора, пронырливый, расторопный малый, казах, побывал у кухонь и притащил ведро горячего, крепкого чая. Нашелся хлеб, нашелся сахар. К ведру потянулись с кружками, и тесный, полутемный блиндаж сразу показался уютнее, каким-то уже обжитым, обогретым. Даже захотелось: остаться бы в нем вот так и никуда больше не выходить…
Но, допив чай, все направились по своим местам, и, шагнув от порога раз, другой, Платонов снова попал в непроглядную ночь, в черный лес, битком набитый невидимым, неразличимым в темноте народом…
— …рожь на ссыпку возил? Возил, все могут подтвердить. А на мельнице пять дён грузчиком работал? Тоже все могут подтвердить. Так почему за это не, начислено? Мне с колхоза ни зерна лишнего не надо, но что я своим горбом заработал — отдай сполна…
— …раненый тебе говорил. А я сам в газетах читал. Ты вот в них не глядишь, на курево только пускаешь…
— …уполномоченный этот городской побелел аж весь и ладонью об стол: «За такие настроения в подкулачный список тебя запишу! И пойдешь на выселение, в Турухан. А то и подале…» Фролка, черт, и тут не сробел. «Ваша власть — ваша воля. Только что ж так низко — в подкулачный список? Уж лучше в кулаки. Иль прям в государи-амператоры, — сразу стенка»…
— …знал бы, что ты такой, я б тебе и цепку для ножика не давал. Сахаром с тобой, жмотом, делился… — Когда? — Забыл уже? Коротка ж у тебя память!..
— …"выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой…" Ну ее, эта уже надоела, давайте другую — про синий платочек…
— …это просто старая слава его такая. А сейчас на Сахалине уже все по-другому, как всюду — колхозы, промысла — рыбу добывают…
— …если правильно подвернуть — никогда не натрешь. Ты вон у тех, кто постарше, поучись, как они подворачивают. Вон у Меркулова. Меркулов! Научи его. Ты ведь уже на какой, на третьей, кажись, войне-то? Сапог этих самых солдатских поизносил — числа, наверно, нет…
— …сам ты все по географии позабыл! Главный город там Берн. Мне даже на экзамене в билете этот вопрос достался…
— …бес-кунак эти дни у них называются. Бес — это пять, а кунак — друг. Пять друзей, значит. А почему такое название — это у них легенда такая есть…
— …сколько себя помню — все карточки, очереди. За хлебом очереди, за сахаром очереди, за ситцем… Чтоб пару галош купить — всю ночь у магазина стой. Последние года я не хаю, верно, и продукты появились, и товары кое-какие, вздохнул народ… Так на ж тебе — новое разоренье, война, будь она проклята…
— …а дружбу с ними зачем было затевать? Только в обман дали себя завесть, и боле ничего…
— …поляки, сербы, чехи там всякие — все они одной с нами крови, славяне, одного теста. Только что речь разная…
— …до чего ж радостно было глядеть, когда из трубы дым повалил! А ведь какая глухая тайга была, медведи ходили…