Иные шептались, что Осипов вместе с сыном ушли в партизаны, иные считали, что они уехали на восток, но толком никто ничего не знал. И вот теперь Осипов стоял перед Петром Петровичем, живой, здоровый, держал его за руку и говорил:
— У меня к вам дело. Послушайте, какое…
Он вынул из кармана папироску, закурил. Синеватый трепетный огонек спички осветил его лицо, небритое, посуровевшее, с глубокими морщинами, перерезавшими лоб и щеки.
«До чего постарел», — удивился Петр Петрович.
Осипов глубоко затянулся.
— Мы решили вам довериться, Петр Петрович…
Джой тихонько поскуливал за дверью. Петр Петрович встал, впустил его. Потом снова сел напротив Осипова.
— Вы знаете, кто это «мы»?
— Примерно.
— Пусть будет совершенно точно: мы — подпольная группа разведчиков при партизанской бригаде. И мы полагаем, что наверняка не ошиблись в вас. Вы, по-моему, нигде не работаете…
— Конечно, нет. Как вы знаете, фотография наша сразу же закрылась.
— Надо, чтобы вы работали…
— Хорошо.
— Вы пойдете к бургомистру. Это местный, счетовод из горфо. Не знаете такого? Пятаков, Евлампий Оскарович.
— Не слыхал.
— Ничего не потеряли. Ничтожество, тишайший кролик, всегда был ниже травы, а теперь возомнил себя львом. Но не о нем сейчас речь. Так вот, вы пойдете к нему, представитесь, скажете, что всегда не любили Советы, что счастливы, что дождались прихода настоящих хозяев, и просите разрешения открыть свое дело. Какое дело? Фотографию, разумеется. Понятно?
— Да.
— Теперь слушайте дальше. Вы будете честно трудиться. Снимайте, печатайте карточки — одним словом, делайте свое дело.
— Постараюсь.
— Я уверен, немцы начнут ходить к вам, они любят фотографироваться. Иногда, возможно, зайдет и кто-либо из русских. Вы старайтесь держать себя так, как обычно, никаких лишних разговоров, ни одного повода для ненужных подозрений, а только так: «Сядьте, поверните голову, улыбнитесь. Готово, приходите за карточками через три дня…»
Осипов помолчал, потом начал снова:
— Если к вам придет кто-либо и спросит: «Не могли бы вы снять меня? Размер кабинетный, на темном фоне». Вы должны ответить: «Нет хорошей бумаги». Вам скажут: «Бумагу мы вам достанем».
— Понятно.
— Это еще не все. Вам покажут кусочек картона, вот такой, видите?
— Вижу.
— Покажут и спросят: «Размер годится?» Вы скажете: «Надо бы больше». Так вот, обговорив все это, вы должны уже быть совершенно спокойным, это пришел кто-то из наших. И то, что вам скажут, то вы и должны будете сделать.
Осипов встал:
— Надо идти. Скоро светать будет…
Он погасил папиросу.
— Желаю удачи, — сказал Петр Петрович.
— Спасибо. Не бойтесь, вас не подведут, ваша явка будет храниться в строгом секрете.
Осипов пошел к дверям, потом вернулся.
— Может статься, — произнес он, — наши ребята в одной части воюют.
— Я от своего так ничего и не успел получить.
— Я тоже.
Помолчали, думая каждый об одном и том же: о сыновьях.
Осипов протянул руку.
— Ну, — сказал он, — действуйте. Желаю удачи.
Петр Петрович молча крепко пожал его руку.
Глава девятая, рассказывающая о том, что произошло на базаре
— Что, Джой, — спросил Петр Петрович, — голод не тетка?
Пес встал на задние лапы, быстро лизнул старика в лоб.
— А вот это уже ни к чему, — сказал Петр Петрович. — Я существо несъедобное.
Джой отвел глаза в сторону.
— Я знаю, ты голодный, — продолжал Петр Петрович. — И, по правде говоря, я тоже.
Во всем доме не было ни крошки съестного. Петр Петрович не отличался хозяйственностью; еще в первые дни войны многие ринулись в магазины запастись мукой, крупой, спичками, солью, а он ни о чем не подумал.
И купить-то теперь что-нибудь было не на что. Оставалось одно — пойти на базар, попытаться обменять что-либо на хлеб или картошку.
Он вышел из дому, свернул на Песчаную улицу. За ней — Базарная площадь.
Некогда то была шумная, оживленная, жужжащая, словно улей, площадь. В ту пору на ней постоянно царил уютный запах сена, яблок, слив.
Петр Петрович мысленно представил себе возы с яблоками, грушами, арбузами, прилавки, алевшие мясными тушами, круги масла.
Бывало, выйдет он по холодку, ранним утром, обойдет все ряды… Чего-чего только здесь нет!
Вадим, смеясь, встречает его у калитки:
«Весь рынок забрал с собой или что-нибудь оставил?»
Вадим любил подшучивать над отцом за его нехозяйственность, за то, что отец мог купить на базаре всякие ненужные вещи: деревянную копилку, гипсового котенка, арбуз, который оказывался белым, и самую жилистую часть говядины…