— Так, мои хорошие, день сегодня был удачным, наверное, наша новенькая принесла нам хорошую парнасу (доход).
Надо на мой взгляд её поощрить, с вашего позволения, я ей от вашей доли выдам полтинник.
Вера видела, что девушки не остались довольными действиями хозяина, эти деньги были изъяты из их зарплаты, но противоречить ему никто не осмелился.
Наташа вызвалась подвезти новую подругу по работе до дому в своей старенькой машине.
Вера уселась на продавленное сиденье и сладко потянулась.
— Что устала?
— Есть немного, но это ерунда по сравнению с никаёном.
— Знаю, проходила.
А ты понравилась нашему Зурабу, похоже, он тебя оставит, с завтрашнего дня будешь получать на ровне снами, первый раз такое на моём веку, а я уже скоро год работаю в этом кафе.
— Год? А чего ты никуда не поступаешь или другую более престижную работу не поищешь?
— Умная, да?
Я когда приехала в страну, мне было почти семнадцать и пошла в двенадцатый класс.
Для чего я туда пошла, ума не приложу, а всё дорогие родственнички, надо багрут (аттестат), надо багрут…
Тьфу, на них, сих багрутом.
— Багрут это диплом об окончании школы?
— Браво, экзамен сдала, иврит у тебя уже на высочайшем уровне.
— Почему ты всё время надо мной смеёшься, что сама не была оля хадаша (новая репатриантка)?
— Была, была, и не смеюсь я, так подтруниваю слегка, не обижайся, это у меня такой характер.
Тебе восемнадцать?
Мне тоже, только ты вновь прибывшая и в армию тебе не обязательно идти, а меня летом загребут, а пока буду работать у Зураба.
— Наташка, а не боишься?
— Ты об армии что ли?
Глупышка, не боюсь, а стремлюсь туда, я всеми своими помыслами уже в форме и с автоматом.
Если у меня получится, то во время службы выправлю багрут и поступлю на офицерские курсы, а не выйдет, то останусь на сверхсрочку.
— Ой, Натаха, я скоро уже полгода в стране, а ничего толком здесь не знаю, живу словно улитка в раковине.
— Правильно, откуда ты будешь что-то знать, если из дому не выходишь, заведи себе хавера (бойфренда), тусуйся среди молодёжи, в шабат гоняй на танцы-шванцы и жизнь покажется не такой уж и мрачной.
Вера вышла из машины возле своего дома и понуро побрела в свою не уютную комнату, в квартире, где над ней довлела своим авторитетом и несносным властным характером старшая сестра.
Проснулась она от резкого удара двери о стену — это к ней бесцеремонно влетела Люба:
— Ты, что дрыхнуть будешь теперь до обеда, великая работница?!
Фу, вся провоняла табачищем.
Вставай, мы с Лёвой уже уходим, а с тебя пока не сняты определённые обязанности, буди Рустлана и собирай его в детсад.
Вере совсем не хотелось скандалить с сестрой, и она порывисто села на своём диване.
— Люб, а я вчера пятьдесят шекелей заработала, хозяин оценил мою работу и с сегодняшнего дня я начинаю смену на общих условиях, как другие девочки.
— Хозяин работу твою оценил или другие качества, небось уже и за сиськи хватал и переспать предлагал, если не уже…
— Любка, закрой рот, какая ты не сносная, злая, грубая и пошлая…
— Всё сказала, а теперь поднимайся и заткни пасть. Я остаюсь при своём мнении и, возможно, скоро сделаю определённые выводы.
Вера молчала, мысленно споря и порицая сестру, как её тяготило это совместное проживание. Когда она уже вырвется из этого ада постоянных нравоучений и приказов?
— Кстати, вчера вечером звонили твои знакомые по самолёту.
Вся злость, обида и горечь от раннее высказанных слов сестры мигом улетучились.
— Любочка, что они говорили, где они обосновались, может быть оставили мне свой номер телефона?
— Что ты, застрекотала вопросами, как пулемётом — я сказала им, а точнее тому мужику, что теперь ты по вечерам работаешь, днём каждый день в ульпане и тебе совершенно некогда общаться со случайными знакомыми.
Вера резко вскочила с дивана и, шлёпая домашними тапочками, не глядя на сестру, проследовала в ванную.
Та вслед крикнула:
— Экая ты стала пава, с гонором и чересчур обидчивая, кстати, как я поняла, они живут в Ашкелоне.
Глава 6
Вера поняла, что обижаться на сестру бесполезно, нет никакого смысла, она такая и другой уже не будет.
Несколько дней из её головы не выходило, что где-то рядом в соседнем городе живут люди, к встрече с которыми она стремилась всей душой, потому что ей не с кем было поделиться своей печалью, неустроенностью и отсутствием близких по духу друзей.
Вера была занята в кафе не каждый день, потому что хозяин давал возможность подработать и другим девочкам.
В основном официантками нанимались студентки, солдатки и даже ученики старших классов.
Конечно, Веру могли бы вызывать на работу и каждый день, но в первую смену, когда большинство девушек находятся в аудиториях вузов, на военных базах или в школах.
Вера иногда допускала себе первые смены, но редко, потому что она всё-таки хотела завершить обучения иврита в ульпане бэт, а это должно было произойти после Пейсэха (Пасхи), то есть, в конце апреля.
Из всех девушек, работающих в кафе у Зураба, Вера незаметно сошлась с Наташей, именно с той грубой официанткой, которая в первый день её выхода на работу в кафе наставляла новенькую и учила её уму-разуму.
Вера как-то в разговоре поделилась переживаниями с Наташей о своих знакомых в Ашкелоне:
— Знаешь подруга, они у меня не выходят из головы, мне бы только на часик к ним заехать узнать ма нишма (что слышно), послушать несколько новых песен Олега, и я бы успокоилась.
— Верка, нет проблем съездить в Ашкелон, даже моя тарантайка легко одолеет этих двадцать километров, но, как мы с тобой их отыщем, это же не деревня, хотя и сотни тысяч жителей там не наберётся.
— Наташенька, мы бы с тобой поездили по улицам, поспрашивали у людей, ведь этот Олег такая заметная фигура, он же такой великолепный бард…
Наташа разразилась таким смехом, что Вера подумала, не случилось ли с ней чего-нибудь не хорошего.
— Я сейчас в трусики напущу от тебя, он, что Розенбаум или Окуджава?
— Нет, но он очень хороший поэт, ты только послушай, какие он пишет тексты песен.
Девушка достала свой заветный блокнот и прочитала новой подруге, записанные в самолёте тексты песен.
— Верка, я не спорю, слова в этих песнях волнующие, но они больше подходят пенсионерам, пусть и слушают, вздыхают и даже плачут, а нам надо думать о будущем и стараться это делать больше на иврите.
Ты собираешься поступать в университет, а мне через три месяца в армию.
Тут мне подсказали, что во время службы я могу пройти гиюр…
— Что? Не поняла, куда пройти?
— Гиюр, переход в иудаизм, бестолковая, тебе хорошо, твоя мама еврейка, а у меня наоборот, папа удосужился быть нужным в Израиле человеком.
— Кому нужным, а мой папа, что здесь будет лишний?
— Верка, что ты включила дурочку, можно подумать, не знаешь, что национальность тут определяется по матери.
— Наташка, я ничего не понимаю, в чём заключается проблема, у меня ещё никто ни разу не спросил по маме я или по папе, кому какое дело?
— Вот, когда будешь замуж выходить, тогда и спросят.
— Наташка, только ты не злись, но я, правда, от этой темы плыву, как на экзамене, когда вытащила билет с не выученным материалом.
— Ну, ладно, займусь твоим просвещением — хорошо если за русского пойдёшь, которому твоё еврейство до фонаря, а если местный подцепит?
— А на кой мне местный, они все такие приставучие, наглые и у них только одно на уме.
— Да, откуда ты это всё знаешь, что уже с кем-то встречалась и уже перепихнулась?