А меня ты видишь, росток чуть выше метр пятьдесят, чёрные глаза и волосы, а задница, словно корма на корабле или круп у породистой лошади.
Вера от души смеялась над аттестацией себя, на самом деле очень миловидной кавказкой девочки.
Хана, действительно, была не высокая, но фигурка у неё была отличная, она выглядела словно выточенная умелым мастером изящная статуэтка.
— Какая ты Ханка, смешная, разве так важно откуда твой парень, здесь родился, из Москвы приехал или из какого-то другого края, главное, чтобы была любовь.
— Ага, любовь, у нас у кавказских, часто уже с детства помолвлены мальчик с девочкой и в шестнадцать лет могут несчастную уже в жёны определить.
— И у тебя есть такой суженный?
— А то! Я с ним за всю жизнь два раза виделась и двадцатью словами перемолвилась, а меня хотели, как только приедем в Израиль, тут же и замуж отдать, чтобы в армию не пошла, только я сбежала из родительского дома и от этого жениха, папа меня проклял, а мама от страха перед ним тоже от меня отвернулась.
Я ей как-то позвонила, так она чуть в штаны не наделала от испуга.
Ну, и ладно, обойдусь без них, возьму и выйду замуж за араба.
— Ханка, ты серьёзно, а, как на это посмотрят окружающие?
— А, как ты посмотришь?
— Не знаю, я в этом пока мало разбираюсь, но ведь арабы наши враги?
— Ага, прямо и все, посмотри, сколько их по нашему городу свободно гуляет, и, что все враги?
Вера привлекла к себе сердитую девушку и поцеловала в щёку.
— Ханочка я тебе сейчас песню поставлю, мне в ней так одни слова запали в душу, всё время про них вспоминаю.
И Вера быстро отыскала на любимой кассете нужную:
Сумасшедшая страна —
То вой сирен, то тишина.
Сегодня враг, а завтра друг,
Как непонятен этот круг.
И, пусть порой грущу о том,
Привычном, с детства дорогом.
Преодолею, всё стерплю —
Тебя Израиль я люблю.
Затихла с последним словом и аккордом песня.
Вера нажала <стоп> и Хана тут же нарушила тишину:
— Верка, я ещё ничего для себя не решила, просто так болтаю от злости на своих близких, потому что мой отец порой по отношению к жене и детям хуже любого араба.
Девушка мотнула головой, будто отгоняя мрачные мысли.
— У самой-то у тебя парень есть?
— Есть, только не смейся, он местный.
— А чего я буду смеяться, ты в их вкусе, кроме волос, глаз и ног, у тебя ещё сиськи большие и красивые.
Веру забавляла эта девушка с открытой душой и взрывным характером, подвижная, улыбчивая и бойкая на слово.
До вечера комната, где поселилась Вера, полностью запомнилась соседками по общежитию, ведь завтра начинались занятия на подготовительном курсе.
Прощаясь, Хана заметила, это же надо такое придумать, чтобы из трёх соседок по комнате, у тебя не было ни одной из нашего бывшего Союза.
Действительно, с ней рядом поселились две девочки из Эфиопии и одна из Франции.
Не проходило ни одного дня, чтобы Вера не вспоминала о своём Гале, только иногда закрадывалась предательская мысль: а её ли он до сих пор?
Обучение на курсах было интересным, проходило только на иврите, не считая уроков английского языка, общение в комнате между девушками по неволе получалось только на языке, объединившем представителей разных стран исхода, и поэтому Вера быстро почувствовала, что уже непринуждённо говорит и почти всё понимает даже, вслушиваясь в вещание по телевизору, где дикторы говорили на таком высоком иврите, что от красоты языка у девушки дух захватывало.
В конце июня, как и обещала, к ней заехала Наташа и они целый день посвятили друг другу, катаясь по городу на машине, посетив бедуинский базар и пообедав в кафе.
Наташа увлечённо рассказывала о Париже.
Елисеевские поля, Лувр, Эйфелева башня, Монмартр и другие названия легко слетали с её губ, но вдруг она остановила свой поток и спросила у Веры в лоб:
— Подруга, а что это ты ничего не рассказываешь про своего красавчика, опять тихушничаешь?
— Нет, Натаха, не тихушничаю, нечего рассказывать.
Вера закусила губу, чтобы не расплакаться, а Наташа взяла её за подбородок и развернула к себе, вглядываясь в глаза.
— Не поняла…
Девушка внимательно несколько секунд смотрела на подругу.
— И, правда, глазки не горят.
Что случилось, неужели козёл получил сладенькое и сбежал?
— Не надо так Наташа, о нём говорить, с ним произошло несчастье…
И она, опуская основные подробности, о которых нельзя было распространяться, рассказала о сути произошедшего с её парнем.
— Верка, ты, что сдурела, уже месяц прошёл, если не больше, что с ним, почему ты не позвонишь, не съездишь, чего ждёшь?
— Наташечка, я ведь не знаю его фамилию, ни больницу, где он находился и даже не знаю, хочет ли он ещё меня видеть, ведь прошло уже полтора месяца с нашей последней встречи?
— Чушь собачья, поехали!
Вера побежала за подругой, которая стремительно приблизилась к своему старенькому авто и решительно открыла скрипучую дверь.
Вслед за ней Вера втиснулась на сиденье, и машина сорвалась с места.
— Наташка, ты сумасшедшая, куда и зачем мы едем, уже третий час, разве я успею вернуться до вечера обратно сюда?
— Об этом не думай, видно будет, вначале надо разузнать всё о твоём красавчике, а потом начнём решать другие проблемы, если что, переночуешь у сестры или у меня, а может быть нам повезёт, разыщем его, и заночуешь в объятиях у своего парня.
— Наташечка, ты имеешь представление, где и как мы его будем разыскивать?
— Пока нет, но на месте разберёмся.
Ты сказала, что он живёт в Ришоне, оттуда и начнём разыскивать.
Первым делом обратимся в полицию и попробуем очаровать местных громил.
Ах, да, идея, будем спрашивать не Галя, а его друга Офера, ты говорила, что он весьма колоритная личность.
— О, да, ростом под два метра и, наверное, полтора центнера весом.
Наташа закатила глаза.
— Моя мечта, я ведь сама метр восемьдесят, хочу Офера.
Девушки рассмеялись.
Машина, тем временем, покрывала километр за километром — по трассе расстояние между двумя городами было порядка ста двадцати километров, меньше, чем через полтора часа они уже въехали в Ришон-ле-цион.
У прохожих узнали, где находится главное отделение полиции и их направили в сторону автобусной станции в районе каньона (торговый центр) <Ротшильд>.
Вера буквально бежала вслед за подругой, которая решительно открыла дверь сурового заведения и прямиком устремилась к окошку, за которым сидела девушка в полицейской форме.
— Простите, мне срочно необходимо увидеть Офера.
Девушка вскинула брови.
— Ты, по какому вопросу и какой тебе нужен Офер?
— По личному, а Офер мне нужен большой и толстый.
— А-а-а, Крумер, так он ведь в Хулоне.
А по какому ты к нему вопросу, может быть я смогу помочь?
Наташа рассмеялась.
— Я же сказала, по личному и очень личному, может телефончик его дашь?
Брови у девушки полицейской вновь поползли вверх.
— К Оферу Крумеру и по личному? Не верю, а телефона его у меня нет, я к нему по личному никогда не обращалась.
Наташа махнула девушке на прощанье рукой и стремительно пошла к выходу, Вера семенила следом.
Сели в машину и Наташа, откинувшись на своём сиденье, прикрыла глаза, о чём-то соображая.
Через мгновение она повернулась к Вере.
— В миштару (полицейский участок) ехать поздно, уже пять часов, только дежурные на участке остались и нет никакой гарантии, что нас на него наведут.