Но, ведь могут изуродовать или избить до потери сознания, а уже потом изнасиловать…
Дура, дурища, зачем пошла на это дурацкое свидание, к чему мне разбираться в проблемах бывшей Родины, мне, что их мало в нынешней жизни в Израиле?!
Разве я хотела изменить Галю… ни в коем случае.
Вот влипла, так влипла и Петенька хорош, куда её втравил… ничего, она со всеми поквитается….
Ах, какая глупость, надо думать лучше, как тут выпутаться, так не хочется быть обесчещенной и поруганной, как после этого жить…
— Товарищ старший лейтенант, она иностранка, гражданка Израиля, у нас могут быть осложнения и даже неприятности, помните, как мы задержали того Наума…
— Девушка, я пошутил, захотелось посмеяться, я только открыл рот, чтобы развеять твои опасения, но младший сержант меня опередил.
Пётр направляй машину к её дому и проводи до подъезда.
Они находились совсем не далеко и через две минуты Вера с облегчением выдохнула страх, выскочив из милицейского автомобиля и устремившись к своему подъезду, возле которого её нагнал Петя.
— Верка, да, подожди бежать, задержись на минуточку.
Послушай, что я тебе скажу — ты при нашей встрече корчила из себя не весть, какую умницу, а на самом деле, ты последняя дура.
Не зная нашей сегодняшней жизни в Беларуси, лезешь к чёрту в пасть.
Начнём с того, какого хрена связалась с младшим Лукашевичем?
— А, кто он такой?
— Нет, определённо дура… ты, что не знаешь, кто такой Александр Григорьевич Лукашевич?
Вера чуть не села на ступеньки, ведущие к подъезду.
— Петенька, я взаправду дура!
— А, если дура, то сиди в своей жидовии и не рыпайся, приедешь в гости, когда у нас наведут настоящий порядок.
— Петя, а будет ли он когда-нибудь?
— Наступит, наступит, обязательно наступит…
И понизив голос:
— Вера, ты не думай, не все вокруг такие мерзавцы, как этот Виктор или мой старший лейтенант.
Я бы никогда, слышишь, никогда, не стал бы тебя насиловать, как и другую девушку, пусть бы потерял погоны, но и при себе другим этого бы не дозволил.
Я ведь только первую неделю, как выехал на дежурной машине, попрошусь к другому командиру, с этим гадом точно не сработаюсь.
Вера порывисто обняла парня и поцеловала в щёку.
— Спасибо Петенька, я тебе верю и хорошо, что есть такие ребята, а иначе бы до конца жизни возненавидела Беларусь.
Парень ничего не успел ответить, за Верой захлопнулась дверь подъезда.
Глава 22
Поднимаясь по лестнице на свой пятый этаж, Вера только сейчас до конца осознала, в какие две подряд нелепые и страшные истории, угодила и, слава ещё господи, что вышла из них без физических травм, не считая морального ущерба.
Нет, надо, определённо, отсюда делать ноги или не выбираться на улицу, по крайней мере, одной в вечерние часы.
Лампочки в подъезде горели не на каждом этаже, и Вера вся съёжилась от страха, особенно, когда услышала, как в чьей-то квартире хлопнула входная дверь.
Девушка инстинктивно вся напряглась, нашарила в кармане шариковую ручку и на всякий случай, стиснула её в ладони.
— Вера?
Это был родной голос папы, и девушка облегчённо с шумом выдохнула воздух.
— Папочка, да, это я, уже поднимаюсь.
Вера буквально взлетела по выщербленным ступенькам на пятый этаж.
На лестничной площадке в своих растоптанных тапочках и в синем спортивном костюме, с белой надписью на груди «Динамо», стоял отец и внимательно смотрел на явно испуганную дочь.
— Верунечка, что-нибудь случилось, на тебе лица нет и вином пахнет?
— Папочка, я зашла в подъезд и так напугалась, на втором и третьем этаже вообще лампочки не горят…
— Верунь, не надо тебе больше вечерами никуда ходить, не спокойно у нас, много всякого лихого люда появилось, молодёжь пьёт без меры и к наркотикам начинает приобщаться…
Девушка подумала — папа, папочка, со мной беда чуть не случилась, и угроза исходила не от пьяниц и наркоманов, а от очень даже на вид приличных людей, находящихся при власти или приближённые к ней.
— Верунь, я уже с девяти вечера тебя караулю, мама всю плешь мне проела — иди в то кафе, да, иди.
А, кто меня туда пустит?! Я подошёл, покрутился и отправился домой восвояси, там же крутая молодёжь тусуется.
Так вроде бы сейчас выражаются?
— Папуля, а почему ты меня держишь на площадке, может в дом зайдём?
— Зайдём, зайдём, но хочу тебя предупредить, что мама рвёт и мечет, будь, пожалуйста, с ней сдержана.
— Хорошо папа, мне кажется, что я начинаю к ней приноравливаться.
Разуваясь в прихожей, Вера почувствовала какой-то дискомфорт и заглянула под кардиган — её кофточка, любимая нежно розовая кофточка, купленная за двести пятьдесят шекелей, была разорвана от плеча до груди, настолько, что виден был бюстгальтер.
Вот скотина, как можно по внешнему виду человека так ошибиться, а какой оказался дрянью! Тогда в пылу не заметила, а сейчас чувствовала на руке около плеча боль, наверное, и синяк там остался не хилый.
Мама восседала в кресле с маской агрессии на лице.
— Верка, ты наглая врунья, я знала, что от тебя только жди неприятностей и не ошиблась.
Ни с какой подругой ты не ходила в кафе, а была там с каким-то важным пижоном.
Кстати, где твои шикарные цветы, которые он тебе вручил возле своей крутой иномарки?
Что хлопаешь ресницами?
Вас видела наша соседка Никитична, помнишь такую?
— Помню, помню, она всегда всё видит и всё обо всех знает.
Мама, можно я переоденусь, а после всё тебе честно расскажу.
Мне кажется, что я поменяю билет и уеду раньше от вас.
— Ладно, не будем принимать решения сгоряча, переоденься, я жду тебя, нам надо серьёзно поговорить.
Похоже, заявление дочери остудило гнев матери.
В своей комнате Вера посмотрелась в зеркало — ну, и пугало, лицо бледное, белки глаз покрасневшие, не то, от выпитого вина, не то, от пережитого страха, а может быть, от того и другого.
Волосы растрёпанные, губы побелели и дрожат.
Так, нужно срочно взять себя в руки, если до сих пор родители ещё не догадались о произошедшем с ней, то смогут это сделать через несколько минут.
Повесила кардиган в шкаф и сорвала с себя рваную кофточку, скомкав бросила на стул, надо выбросить, ремонту не подлежит. На руке пестрел огромный синяк в виде двух пальцев… и опять злость закипела в груди — каков всё же подонок, а, как красиво говорит и не дурак, нет, далеко не дурак, хоть и сыночек этого косноязычного дядьки, рвущегося к власти или уже при ней, надо проверить, хотя, какая ей разница.
Ладно, хватит тут себя разглядывать, надо идти на ковёр к маме и во всём перед ней повиниться… может тогда и самой на душе станет легче и не потребуется что-либо скрывать, а то буду жить рядом с близкими людьми и таиться, как девятиклассница, а она, как не хочешь, а уже студентка первого курса университета имени Бен-Гуриона.
Вера в своём из прежних времён байковом тёплом домашнем костюме, уселась в кресло напротив матери и постаралась без особых эмоций описать весь дикий по накалу и произошедшим событиям вечер.
Мама, то снимала, то обратно надевала очки, открывала рот, но сдерживала себя и ничего не говорила, вся подавшись в своём кресле навстречу дочери.
Папа вовсе не находил себе места, непрестанно, шагая взад и вперёд по комнате, заложив руки за спину, опустив голову вниз, будто стараясь отыскать на полу соринки.
Завершив свой тяжёлый рассказ, Вера почувствовала себя намного лучше оттого, что поделилась этим с родителями и вновь обрела душевное равновесие.