XXI
Брюс, не выходя из автомобиля, открыл переднюю дверцу, завидев приближающуюся Джойс. Девушка, не задерживаясь, села в машину.
Как только захлопнулась дверца, Брюс Мелвин сразу же резко тронул с места и выехал на проезжую часть улицы, быстро набирая скорость.
— Будем надеяться, журналисты еще не получили новых поводов написать что-нибудь о нас, — пробормотал он.
— Ты уже не называешь всех журналистов свиньями? — поинтересовалась Джойс.
— Нет. С тех самых пор как я узнал о твоей настоящей профессии, мне пришлось срочно изменить манеру изъясняться по поводу журналистов. Более того, я даже изменил свое мнение о некоторых из них. Вот о тебе, кстати, я никогда бы не мог подумать плохо.
— С чего бы это?
— Мне казалось, ты знаешь или хотя бы догадываешься. — Он выразительно посмотрел на Джойс. — А кроме того, ты очень умная девушка. Тебе удалось ввести в заблуждение даже меня. Хотя, откровенно говоря, у меня были кое-какие подозрения… В то же время я не мог и предположить, что все это делалось тобой по собственному разумению.
— Все это делалось исключительно в интересах моего журнала. И я не скрываю этого.
— Да, знаю. Но видишь ли, я полагал… Уж и не знаю, но я думал, что твое знакомство со мной использовал, возможно, один из твоих друзей или твой жених, а может быть, любовник.
— А даже если это было и так? Какая разница?
— Разница есть, — глухо ответил Брюс.
Джойс взглянула в его лицо и увидела невыразимую боль в глазах. Это потрясло ее. Оказывается, он тоже что-то испытывает к ней. Конечно же, это не может быть любовью. Не такой он человек. Но определенно он страдает.
— С тех пор как ты уехала из Дарлингтона, я все время думаю о тебе, — вполголоса, словно боясь своих слов, снова заговорил Брюс. — Сначала я не мог понять, почему я так волнуюсь о тебе, ты ведь даже не давала о себе знать. Я не представлял, где ты, что с тобой. Потом, когда появились эти чертовы публикации обо мне и Риганах, я страшно разозлился, потому что почти сразу догадался, чьих рук это дело. Но спустя какое-то время я вдруг понял, что совсем не сержусь на тебя. Все это — открытие, пусть скандальная, но слава, деньги — вдруг стало незначительным по сравнению с тем, что тебя я, возможно, потерял навсегда. Я не мог понять себя. Ни к чему не обязывающий флирт, роман, каких в моей жизни было множество.
Джойс возмущенно хмыкнула, услышав эти слова.
— Да, — встрепенулся Брюс, — я думал, что этот роман пройдет, как все предыдущие. Но это оказалось гораздо большим.
Он вдруг замолчал.
— Я хочу, чтобы мы были вместе, — выдохнул он.
Джойс смотрела на него растерянно. Она, втайне так ждавшая этих слов, вдруг почувствовала себя неготовой к такому объяснению.
— Брюс… — осторожно начала она. — Но мы же практически не были знакомы. Я помню тебя только совсем юным, когда я увидела тебя в парке с девушкой…
— А та ночь? Наша ночь!.. — с жаром воскликнул Брюс. — Это что, ничего для тебя не значит?
— Замолчи! — с гневом ответила Джойс. — Не смей так со мной разговаривать.
— Прости, прости меня, я не хотел тебя обидеть. — Брюс схватил ее руки и прижал к губам.
— Ой Брюс, смотри, мы же сейчас врежемся, — закричала Джойс, увидев, что они чудом увернулись от автомобиля.
Его же это, казалось, нисколько не беспокоило.
— Скажи, что ты больше не сердишься на меня…
— Да, да, не сержусь, только смотри на дорогу.
Они выбрались из потока машин и, выехав за черту города, медленно поехали по безлюдному шоссе.
— Скажи, Джойс, то, что ты знала обо мне, наверное, было для меня не очень лестным?
— Да уж. Соблазнитель, ловелас.
— Ты считаешь, детка, что я именно такой?
— Не знаю. Скорее всего, ты на самом деле совсем другой. А все это… это… твои ласки… Скажи, Брюс, а твое изобретение? Ты уже, наверное, продал его рецепт какому-нибудь промышленнику?
— Нет. Я решил не продавать его. Я буду заниматься этим сам. Где-то через год-два появятся первые опытные образцы. А лет через пять, после клинических испытаний, крем появится в продаже. А пока Риганы и иже с ними могут спать спокойно.
Они одновременно вспомнили о Риганах, и сразу же нахлынули неприятные воспоминания. Сплетни, скандалы.
Брюс попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Неужели я так неприятен тебе? — с обидой спросил Брюс.
— Дело совсем не в этом…
— А в чем же тогда дело?
— Ты знаешь, что о нас говорят?
— Да, знаю. Но мне плевать на тех, кто говорит всякую ерунду, — мрачно сказал Брюс. — Я бы хотел поговорить с тобой об этом.