Я обозревал лабораторию Артефакторики с балкона, расположенного на высоте примерно ста футов над полом. Представшая моему взгляду картина напоминала сцену съёмок какого-то низкобюджетного фильма ужасов про сумасшедшего, но очень деятельного и не стеснённого в средствах учёного. Огромное помещение, размером больше футбольного стадиона, было заставлено лабораторными шкафами, в которых шипели и искрили горелки с языками пламени всевозможных размеров и цветов. Над горелками были закреплены реторты, напоминающие произведения страдающего икотой стеклодува, с количеством носиков, варьирующимся от нуля до бесконечности. В ретортах булькали, плевались и испарялись разноцветные жидкости. Всюду было то, что можно назвать антиквариатом или мусором. На фоне этого были с виду высокотехнологичные штуки, напоминающие технику космических пришельцев. Тонкие стеклянные трубки и ходовые мостики соединяли различные элементы этого хаоса в, предположительно, единую конструкцию, переплетаясь в трёх измерениях, как мозгошмыги в Астральном зрении.
Объяснить это невозможно — это можно только сделать. Похожего эффекта мы добились один раз, когда, пытаясь сделать нескольких акромантулов более контролируемыми, накормили их маггловскими и магическими наркотиками, а они после этого начали плести паутину.
Картину хаоса дополняли полторы сотни големов-работников, за которыми следили четверо — наш агент и трое заимперенных, которые, казалось, бессистемно метались между шкафами проходами, в которых можно было двигаться только по одному и бочком, и контролировали уровень жидкости в ретортах и показания нескольких десятков типов всевозможных приборов, из которых я узнал только термометры, манометры и мано-метры. Броуновское движение магов и големов по и без того малопроходимым проходам осложнялось коварно расставленными вёдрами с различными ингредиентами и со смесью чего-то подтаявшего, и крайне подозрительных кусков камня и металла.
Эдвард что-то приказывал, а я наблюдал за царящим внизу хаосом со стоическим выражением лица. Даже по сравнению с воспоминаниями Молли Уизли, стеснённой в средствах матери семерых детей, когда ту посещала в гостях с ночевкой тётушка Мюриэль с другими родственниками, в доме, который называется «Нора», полным садовых гномов и с упырём на крыше, эта часть Отдела Тайн казалась безумным хаосом.
Я раскусил новую ампулу с обороткой и спустился вниз, чтобы посмотреть на всё поближе.
Я наблюдал, как Пожиратели начали работать и вытаскивали всё, до чего могли дотянуться и что могли забрать. Так мы разжились различными артефактами, среди которых наибольшую ценность для меня представлял искатель Обскуров.
Очень хотелось вынести вообще всё, но не получится. Кое-где не сумели снять сигнализацию, кое-что не уживалось со свернутым пространством. Иногда предметы были слишком большими, слишком маленькими или слишком взрывоопасными. Или всё это было одновременно.
Словно турист, увидевший Парфенон, я обнимал вертикальную стальную колонну.
— Нет. Это однозначно не влезет, — сказал мне Эдвард. — А распиливать нельзя.
Жаль. Нечто представляло собой что-то, напоминающее десятки сваренных между собой под причудливыми углами линий электропередач, высотой метров шестьдесят каждая. Насколько я знал, то это артефакт «Убийца Родов». Вливаешь в него магическую энергию (лучше если Вас будет несколько сотен магов), а он спустя некоторое время бьёт по площади молниями. Насколько я знаю, такие вещи запрещены, поскольку они портили озоновый слой планеты. Гипотетически, эта штука убьёт Дамблдора — если тот будет стоять на линии огня. Ладно, пусть пока тут стоит. Но если соберусь штурмовать Хогвартс — я знаю, что мне нужно и где это искать.
Теперь я смотрел на обычный летающий волшебный ковёр.
— Спортивный ковёр якобы производства фирмы «Пыльная буря», — пояснил мне один из заимперенных. — Хотя это просто английская подделка под известную персидскую фирму. — Предположительно, проклят.
— Что, летать перестал? Или взрывается? — спросил я.
— Не совсем, — уклончиво ответил заимперенный. — Мы ещё точно не знаем, в чём причина, но теперь летательные свойства ковра имеют тенденцию внезапно сменяться летальными. Это происходит как только скорость достигает ста восьми миль в час, при условии, что высота больше сорока метров. Проще говоря, на дикой скорости и на значительной высоте пассажир ковра неожиданно обнаруживает, что он находится в свободном падении, а его конечности плотно обмотаны крепкой, сковывающей движения, но совершенно не смягчающей удар тканью. — Заимперенный замялся. — Честно говоря, если бы не предварительная продувка в аэродинамической трубе, у нас бы уже начался дефицит големов-испытателей. С моей точки зрения, пилотируемый летательный аппарат, который внезапно сам собой превращается в кирпич, не может претендовать на определение «летательного».