Дамблдор в новых условиях так и не смог запустить в полной мере демократический механизм многопартийности и парламентаризма, встать над группами интересов и стать «президентом народа».
У старика исчезла поддержка. Его бы никто не избрал руководителем — ни через выборы, ни через тайный сговор, а силу тот сам не стал применять. У него исчезли все посты и должности. Травма недостаточной легитимности, превращение старика перед народом в недееспособного и неповоротливого политического посредника, авторитет которого падал на глазах, лишила его возможности в решающий момент обратиться к народу непосредственно, вести с ним разговор через головы бюрократии, приступить к полноценным реформам или действиям.
От боя у Азкабана до своей смерти Дамблдор остался в большей степени лидером Ордена Феникса, чем политиком или общественным деятелем. Смерть его сторонников, смерть брата, возможно, смерть Грин-де-Вальда… Чаша прошлого оказалась много тяжелее, чем тот мог предполагать. Чем дальше, тем больше она сковывала его движения. Альбус попытался взять политический реванш военными средствами, в предпоследнем бою использовав даже запрещённые методы, но просчитался в главном — освобождённый Волан-де-Мортом народ не желал дальше носить ярмо. Ярмо самоограничений. Ярмо морали. Ярмо невмешательства в чужой мир.
В этот момент Альбус окончательно утратил политическое лидерство, а соискатели власти почуяли свою силу.
Парадоксально, но освобождать магов начал Альбус Дамблдор. Только он освобождал их от ограничений внутри магического мира. Волан-де-Морт же освободил магов от ограничений в применении своей силы. От совести. Маги теперь как колонизаторы нового континента…
Почему за Альбусом люди шли неохотно, а за Волан-де-Мортом побежали, едва тот их поманил? Был бы он дураком, предположил, что пока Альбус развивал удачу до сорока миллионов, Волан-де-Морт развивал до этих же цифр харизму. Нет. Всё намного проще. Альбус предложил людям путь наверх, а Волан-де-Морт — вниз.
Альбус в перспективе мог бы построить мир, более равноправный, чем сейчас. Вместо этого он открыл дорогу всей современной политической элите — той, которая не признаёт его заслуги перед страной и миром, и той, которая ненавидит его.
С момента ухода Альбуса со всех постов практически никто не понял главного. Забавно вышло: должности отняли у Альбуса его шальные политические дети. Огромная часть граждан Магической Англии так и не приняла для себя один из главных постулатов свободы — и в том случае, если ты получаешь её как данность, и в том случае, если ты платишь за неё дорогую цену, ты всё равно сам, лично несёшь ответственность за то, как ты пользуешься условиями свободы. И никто не несёт эту ответственность в большей степени, чем ты сам. Для людей же в большинстве своём свобода — это когда всё в кайф. А у кайфа нет рамок!
Уроки свободы оказались вопросами, на которые нужно ежедневно давать ответы. И эта трудная личная работа практически никого не вдохновила, а для кого-то стала тяжелейшей обузой. Эти вериги несвободы и до сих пор мешают людям осмыслить и принять всё, сделанное Альбусом Дамблдором.
Альбус поставил ценность человека, ценность личности выше ценности своей власти.
Даже после изгнания тот выступал за свободу слова, свободу убеждений, свободу совести.
В благодарность люди стали его принципиальными оппонентами.
Он признал ценность публичной критики власти.
Он давно поставил вопрос об изменении системы исполнения наказаний и об общественном контроле за Отделом Тайн, но так и не смог их решить, что также привело к личной драматической развязке.
Альбус Дамблдор, выходец из полусословного магического мира, где всегда считалось, что прав самый сильный, даже если тот явно безумен, смог подняться до понимания и выражения европейских гуманитарных ценностей на уровне, превосходившем уровень понимания основ мировой политики современными ему лидерами ведущих стран магловского Запада.
Единственное, что Альбус не показал — что может сдаваться. Хотя это можно назвать неумением приспосабливаться.
Всю свою политическую жизнь на вершине власти он не усиливал, а ослаблял личную власть, способствовал (часто сам того не желая, но полностью осознавая смысл происходящего) созданию новых центров силы, новых векторов влияния, новых политических институтов.