1) Алькальд - мэр.
2) Выдержка из "Наставлений Людям от Людей" - одного из програмных документов Церкви Верховного Существа.
Глава 6. Лавр
Уже три года прошло с тех пор, как Лавр ушёл с действующей службы на борту легкого крейсера «Гневливый», но для самого себя он до сих пор оставался старшим матросом. Это было неудивительно, если учесть, что большая часть участвовавших в экспедиции склавийцев состояла из бывших и действующих военных, поэтому над экспедицией неустанно витал дух старой доброй армейской дисциплины.
Десять минут хватило Лавру, чтобы обежать все шесть палаток, в которых проживал личный состав экспедиции. Перед заходом в седьмую, свою собственную, он заскочил в расположенную на «Выдре» оружейную.
– Здорово, Кремень, – поприветствовал его Савва Енчев, стоявший в карауле при оружейной, – курить есть у тебя?
Лавр отрицательно помотал головой. Он не пил и не курил, и Савва это знал, но каждый раз дразнил Лавра своими вопросами.
– Эх, а ведь, верно, я и запамятовал! – хмыкнул Савва, – курить – Бога гневить! – процитировал Енчев слова хладоморских проповедников, смешно понизив голос и поглаживая рукой воображаемую бороду, – а также мыться, бриться и ругаться! Бог от того печалится зело и плачет!
Енцев рассмеялся собственной шутке, Лавр вежливо улыбнулся, но промолчал.
В Хладоморье, где он родился, порядки были строже, чем где бы то ни было. Местные проповедники весьма своеобразно толковали учение о Верховном Существе. В общем-то, и слова такого «Верховное Существо» на севере всегда избегали, до сих пор употребляя давно забытое в остальной стране слово «Бог». Бог, в отличие от Верховного Существа, имел свои желания и устремления, указывая людям, как им жить через своих проповедников. Курение, алкоголь и азартные игры, например, были у местных под строгим запретом, ибо «Бог не велит». Выращенные в строгих правилах и привыкшие подчиняться старшим деревенские жители Хладоморья инстинктивно принимали строгий армейский устав, за что всегда были любимы склавийскими генералами, старавшимися при любой оказии набрать в свои подразделения побольше выходцев из этого сурового края. Любовь эта была взаимной, ибо для молодых хладоморов армия и флот были единственным шансом вырваться из холодной пасторали родных мест. Лишенные строгих ограничений многие хладоморы принимались вкушать греховные на родине радости с прытью, недостижимой для простых склавийцев. Таким был и Савва Енчев, уроженец Восточного Хладоморья, славившегося своими рыбными промыслами. За папиросы он взялся сразу, как оказался в армии. Смолил он раза в четыре чаще обычного курильщика, видя в табаке эдакое воплощение свободы и сопротивления ненавистным северным порядкам. При виде любого земляка Савва всегда старался совратить его плодами свободы и приучить к запретному в Хладоморье курению. В остальном он был хорошим парнем. К тому же еще и земляк. В общем, Лавр приятельствовал с ним с первых дней экспедиции, что не мешало Енчеву регулярно дразнить терпеливого Камнева.
– Ты зачем пришёл-то, благоверный? – спросил его Савва.
– За ружьём, – просто сказал Лавр, – Смолян распорядился.
– Ого, – Енчев сразу посерьезнел, – что случилось? Он что-нибудь ещё приказывал?
– Приказывал мне палатки обежать. Сейчас будет собрание проводить, судя по всему. Я в лесу нашёл мертвую скотину с обломком копья внутри. Сам знаешь, что такие находки означают.
– Возвращение ночных караулов они означают, – сказал с тоской Савва, – а я только начал высыпаться. Вот тебе, пожалуйста, мёртвая земля!
Енчев подошел к оружейной стойке и, найдя нужную фамилию, вытащил винтовку Лавра и две снаряженные обоймы.
– Десять патронов? – ахнул Лавр, – ты что, Савва, издеваешься?
– Смолян говорил, что надо больше? – строго спросил Енчев. – Нет? Ну и не тявкай мне тут. Когда убивать будут, тогда и приходи за остальными.
– Совсем ты душу погубил, Енчев, – вздохнул с притворным сожалением Лавр, – друзьям перед смертным боем патронов жалеешь! А все от курения твоего нечестивого, истинно говорю!
Последнюю фразу он тоже произнес смешным густым басом, подражая северным проповедникам. Оба друга засмеялись.
– Ладно, топай давай, – сказал, просмеявшись, Енчев, – у меня смена через час кончается, если не припрягут к ночному дежурству, может, зайду ещё.
Лавр кивнул и, повесив на плечо винтовку, двинулся к своей палатке.
– Дорогая, я дома! – привычно рявкнул Лавр, едва зайдя под брезентовый тент.
– Закрой рот, быдло! – также привычно отозвался сидевший спиной ко входу мужчина с узкими плечами и кудрявыми каштановыми волосами, – а не то велю выпороть тебя на конюшне.
– Прям плетьми, барин? – нарочито жалостливо спросил Лавр. В эту игру со своим соседом по палатке он играл не в первый раз.
– Конем, – мужчина встал и повернулся лицом к Лавру.
Позади мужчины стоял походный стол с огромным металлическим ящиком, напоминавшим корабельную радиостанцию. Не занятое ящиком пространство стола было завалено разнообразными деталями и инструментами. В палатке ощутимо пахло раскаленным свинцом и сжигаемым спиртом. Перед тем как встать мужчина аккуратно положил на стол импровизированный паяльник и затушил спиртовую горелку. – Конём тебя пороть буду. Конюшня же. Найду, значит, жеребца помассивнее, ну и…
– Жениться тебе надо, барин, – рассмеялся Лавр, – как преданный холоп твой говорю, всенепременнейше надо.
– А тебя манерам научить надо, холоп, – мужчина нарочито грозно нахмурился, – как смеешь ты входить без стука, чернь?! И где мой барский кофе?
– Кстати, правда, мог бы и кофе принести, – произнёс мужчина уже совсем другим тоном, – я просто подыхаю, как хочу спать, а эта чертова тарахтелка по-прежнему не желает работать!
– Вот коронуешься, твоё высочество, тогда и буду тебе кофий носить, – усмехнулся Лавр, – а пока обойдешься!
– Не приведи, Верховный! – собеседник Лавра сделал испуганное лицо, – а, вообще, если я-таки коронуюсь, кофе мне будут подносить исключительно юные дамы, желательно обнаженные. А тебя я наконец расстреляю как государственного преступника.
Мужчины рассмеялись. Лавр положил винтовку на свою раскладушку и огляделся в поисках канистры с водой. Страшно хотелось пить.
– А воды нет, – усмехнулся мужчина, – я её уже часа два как всю выпил!
– Ну и сука ты, Кост, – устало вздохнул Лавр. Тащиться обратно к кухне ему очень не хотелось.
– А вот это, между прочим, оскорбление члена Государевой Фамилии! – нахмурился Кост, он же Константин Ангел, племянник склавийского государя Александра, – и это уже каторга.
– Поговори мне ещё, твоё высочество, я тебе вообще вооруженный мятеж устрою, - Лавр похлопал по прикладу винтовки, – с членовредительством и, возможно, убийством. Правда, что ли воды нет?
– Правда, – Кост грустно вздохнул, – ты извини, Лавр, я ненарочно. Хотел ещё сходить, но забыл. Кстати, мятежник хренов, а откуда у тебя винтовка?
– Поблизости от лагеря могут быть чужаки, – коротко ответил Лавр. – И точно есть дикие звери. Одного я сам видел.
– Подробности! Немедленно подробности!
– А вот хрен тебе, – Лавр довольно улыбнулся, – без глотка воды ничерта тебе, твоё высочество, не скажу, хоть режь меня!
– У! Бунтовщик! – Константин погрозил Лавру пальцем, – князя правящего дома как денщика гоняешь! Доберусь до тебя ужо! – Константин взял канистру и, выйдя из палатки, направился в сторону лагерной кухни.
По правде говоря, денщиком здесь был Лавр. К Константину его пристроили ещё во флоте после «предотвращения компрометирующего инцидента», как выразился тогда командир «Гневливого», на котором они с Константином оба проходили военную службу в радиорубке корабля. Во время того инцидента двое матросов получили тяжёлые ранения, а не вмешайся Лавр, они бы и вовсе погибли. К счастью, микрофон радиостанции, подвернувшийся тогда под руку Лавру, был достаточно тяжелым, чтобы остановить разбушевавшегося князя.