-Принеси воды.
Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было
досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно.
Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.
Вода в шлеме-котелке забурлила.
Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень
старого дерева руку:
-Не надо бояться – это совсем не больно, - шептала девушка. - Глаза
закроются – и все.
Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.
-Принес воду?
Я подал шлем.
-Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.
Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать
рот старухи, та зашлепала губами.
-Пей, мама, пей.
Мама?
Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.
«Опять заставит хоронить», - пришло в голову, но раздражения я не
почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…
Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая
Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.
Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно
опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас
она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха
замерла.
Марина поднялась. Я подумал – сейчас заговорит о похоронах, но девушка
молчала, глядя перед собой.
-Андрей, еще раз позволишь себе подобное, - произнесла она, так и не
взглянув на меня,- я уйду.
И снова мне стало не по себе:
-Я не хотел хватать тебя за руку...
-Да я не о том,- отмахнулась Марина,- Кто дал тебе право распоряжаться
чужими жизнями?
-Но…
-Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.
Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из
кабинета. Я последовал за ней.
Старуха осталась одна в темноте.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я
поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
-Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.
Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.
И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и
крики:
-Рассредоточились!
-Трое сюда, трое туда!
Стрелки. Зачистка!
Я схватил Марину за руку.
-Тише.
-Барух, Семен! - заорал грубый голос так близко, что сердце у меня
заныло. – Вы че, уснули там, б … дь?
По лестнице застучали ботинки.
-Рассредоточились, мать вашу!
Похоже, мы влипли по-настоящему.
-К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в
камень, расширенными глазами глядя на меня.
Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же
в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в
пепел нашего костра.
-Эй, они здесь, – завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления – и мы
погибли.
Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов,
резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой
в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя
времени, прошил его пулями.
-Скорее, – заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина
выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.
Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты
выходили окнами на площадь.
Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал
на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.
-Сюда.
Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась
следом - вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали
стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было
народу.
Западня… В коридоре шаги, шепот – знают, суки, что мы теперь никуда не
денемся.
-Сколько там? – голос снизу, хриплый, властный.
-Двое, конунг, - отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами. -
Мужик и баба.
-Бабу постарайтесь живьем взять. Позабавимся.
Каменный Ленин, улыбаясь, указывал рукою на крышу. Я лег спиной на
подоконник и посмотрел вверх.
-Марина.
Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие,
готовность принять то, что приготовила для нас судьба.
-Марина, – крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что