испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив
прежний - борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от
заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и
потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна
надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно
служения, напряжения всех сил.
Я откинул прядь волос с лица Марины, и стал смотреть — то на него, то на
звезды, сияющие над нами.
Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег.
Неуверенно выглянул краешек солнца – луч, поплясав на обломках арматуры,
перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим
губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла
глаза, слабо улыбнулась.
-Утро?
-Утро, – приподняв ее голову, я поднялся с колен.- О!
-Ты чего?
-Ноги затекли, - простонал я. – Дьявол!
Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы – хотелось и плакать, и
смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и
вскрикивая. Марина прыснула со смеху.
-Тебе-то хорошо, – закричал я.- О! Стрелковская пытка.
-Посмотрел бы ты на себя.
Я усмехнулся.
-Поднимайся сама, - крикнул. – Посмотрим, как у тебя!
Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.
-О! Пытка стрелковская.
-Не притворяйся.
Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося
внизу, как черный крест.
-Лежит? – приблизившись, спросила Марина.
-Куда денется, с такой-то высоты.
Высота и вправду была головокружительная: при свете солнца весь город
как на ладони - белый лист с зелеными и красноватыми крапинками.
Как я и думал, ни одного здания не уцелело. Неподалеку от башни
начинался лес, уходящий к самому горизонту. Он казался сплошным, но я знал,
что есть просека, по которой стелется железная дорога.
Где-то на окраине из-под земли поднимались клубы сиреневатого пара,
будто беззубый рот старого курильщика выпускал дым.
-Андрей, пошли отсюда.
Я повернулся.
-Мне совсем не нравится этот город, - сказала Марина, глядя вдаль. – Да и
есть хочется…
Мы подошли к лестнице.
- Я первый, ты за мной.
Марина кивнула.
Я перелез с платформы на лестницу и стал медленно спускаться.
-Андрей!
-Да?
-Мне страшно! Голова кружится!
Только этого не хватало.
-Цепляйся! Не смотри вниз!
Я остановился, задрав голову.
-Хватайся за перекладину!
Марина, зажмурившись, перелезла с платформы на лестницу.
-Держись крепче!
-Держусь… Кажется…
Она неуверенно засмеялась.
Я помог Марине соскочить с лестницы.
-Больше всего боюсь высоты, - призналась она, поймав мой взгляд.
Тело ночного гостя чернело впереди. Я направился к нему, невольно держа
руку на рукоятке заточки.
-Андрей, ты чего?
-Да хочу глянуть… Стой на месте.
Я подошел к трупу, лежащему лицом вниз и припорошенному снегом.
Широкая спина плотно обхвачена черной курткой, прожженной, изрезанной –
дыры топорщатся желтым мехом; грязно-синие широкие штаны заправлены в
носки; обут в тяжелые кованые ботинки. Одежка, как у игрока… Неужели, игрок?
Таких здоровяков мне прежде встречать не приходилось. Плотный, кряжистый;
руки – что бревна, а мощный затылок оброс бурой шерстью.
-Ого!
-Я же сказал тебе.
-Ты опять? - отмахнулась Марина. – Тоже мне, командир.
Она подошла к игроку, дотронулась носком ботинка до широкой руки.
- Андрей, может, перевернем его?
Марина прочла мои мысли.
-Ну, давай, - как будто нехотя, согласился я.
Мы вцепились в труп. Вот так тяжесть, черт подери!
Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на
свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб.
Марина взвизгнула и отшатнулась.
Лица нет. Есть бесформенный, зеленоватый комок, покрытый бледными
волосками; в недрах комка скрываются волчьи глаза, а широко разинутая пасть
обнажает звериные клыки.
Не сговариваясь, мы побежали к лесу, застревая в снегу. Прочь, прочь
отсюда.