– Андрей, посмотри!
Я обернулся на радостный вскрик Марины.
– Здорово!
Это был автомат – мокрый металл блестел на солнце.
– Выходит, мы здесь пролетали, – сказала Марина, раздумчиво посмотрев в небо. – Посмотри, лошадь!
В небе клубились, наползая друг на друга, облака, – они словно соревновались друг с другом в придумывании фигур. И вправду, одно из них было сейчас лошадью – белогривой, тонконогой, с трепетными ноздрями и чуткими ушами.
– А вон – ты, Андрей.
«Я» стоял, расставив ноги на ширине плеч, держа автомат у бедра и настороженно глядя перед собой. Марина смеялась, отыскивая в небе себя. Никогда прежде я так не смотрел в небо – фантазируя, рисуя что-то; небо было для меня лишь частью мира, в котором я должен выжить, причем частью далекой, неважной.
– Вон – ты.
Марина обернулась, посмотрела на облако.
– Андрей, ты мне льстишь.
– Ничуть.
«Марина» сидела в кресле: распущенные мягкие волосы развевались, доставая едва ли не до самого горизонта, на одухотворенном лице застыла радостная улыбка.
Подул ветер, и фигуры исчезли. Я вспомнил, что мы в Джунглях и опустил глаза.
– Надо идти, Марина.
Она вздохнула, поправила рюкзак за плечами.
Мы побрели дальше. Солнце стояло высоко, лучи пробивали макушки деревьев, заставляли искриться свежий снег.
– Голубь, – ахнула Марина.
Я остановился, пораженный. Неподалеку от нас на стволе поваленного дерева сидел белый голубь. Он ворковал, раздувая перламутровый зоб, словно силился что-то сказать. Я никогда не видел в Джунглях птиц.
– Красавец, – прошептала Марина, взяв меня под руку.
Голубь взъерошился, колыхнул крылом, и, наклонив головку, повернулся, показав нам другой бок. Я почувствовал, как дрогнула Марина: этот бок у голубка был красно – синим и без единого перышка, кости вздымали тонкую кожу.
– Пойдем отсюда, – сказала девушка.
Она зашагала впереди, автомат болтался у нее на шее, солнце сидело в волосах. Я отчего-то почувствовал себя виноватым и перед ней, и перед этим голубем, и даже перед Джунглями.
Показавшаяся впереди железная дорога разом скомкала и отбросила все сомнения и тревоги. Из хаоса мы вышли к порядку.
Слева, прямо у дороги, торчало полуразрушенное здание, рядом – невысокая бетонная платформа, испещренная рытвинами, как следами больших червей.
– Это что – вокзал? – подала голос Марина.
– Похоже на то.
Наши ботинки гулко застучали по бетону. В конце платформы – искореженная синяя табличка на изогнутых ножках. На табличке – облупленные буквы. Марина прочитала:
– Об-нинск, – и повторила. – Обнинск.
Обнинск! А ведь я, кажется, кое-что знаю про этот город.
8. Подземный институт
Заскрежетав тормозами, электричка приблизилась к запруженной народом платформе. Мимо окошка тамбура замелькали лица – настойчивые, в испарине от жары и ожидания.
– «Москвичи», – с презрением бросила Анюта, затягиваясь сигаретой, – дома работы найти не могут.
Андрей смущенно оглянулся: люди, напирающие сзади, ничего не слышали, думая каждый о своем.
Двери с лязгом распахнулись. Пахнуло нетерпением, потом, десятки лиц с неприязнью глядели на столпившихся в тамбуре пассажиров, руки сжимались в кулаки, подрагивали сердца.
– Скорее, – крикнула полная женщина с двумя сумками в руках.
– Успеете, сядете, – сказала Анюта, выносимая из поезда людским потоком.
Две живые реки пересеклись, матюгаясь. Одна река последовала прочь от платформы, другая – погрузилась в электричку.
– Следующая остановка – Балабаново.
Нагретый на солнце, перегруженный горячими телами поезд стукнул колесами, загудел и рванул, отделяясь от платформы.
– Как селедок, – поведя плечом, сказала Анюта. – И так до самой Москвы.
Андрей кивнул. Толпа увлекла их к автобусной остановке. Люди брали штурмом единственный красный автобус: к желтой стае маршруток пока не подходил никто, напрасно надрывали голоса зазывалы: «Тринадцатый маршрут», «По Ленина». Вот автобус, проседая, отчалил, и тогда стали заполняться маршрутки – в основном, молодежью: экономные старики будут ждать другого автобуса.
– Погоди, – Анюта схватила Андрея за руку, – пусть разъезжаются.
Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи. Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.