Очень хочется это услышать еще раз…
До вечера я практически не покидала левого крыла дома – беспокойная душа температурила и кашляла, беспокойная душа перебирала слова, пела, плясала, затем опять температурила и кашляла.
За ужином, ковыряя вилкой куриные котлеты, картофельное пюре и сырную закуску с помидорами, я была трепетна и тиха, ни разу не подколола витающего в тех же облаках Германа, зато случайно рассыпала сахар и разлила чай. Я чувствовала на себе особый горячий взгляд Дмитрия Сергеевича и взволнованно поглядывала на настенные, настольные и напольные часы. Между нами была история, между нами была правда, и между нами был всего один вопрос… всего одна снежинка, растопить которую так сложно и так просто.
– Спокойной ночи, – дежурно произнесла я, когда закончился блок поздних телевизионных новостей.
– Спокойной ночи, – ответил Герман и издал еле слышное «кхм». Это «кхм» вмещало в себя очень много вишневого дыма и аромата японских духов, и это «кхм» переводилось абсолютно для всех одинаково: «Продолжение следует…»
– Спокойной ночи, Наташа, – полетел ко мне сдержанный и одновременно мягкий голос Акулы.
«Увидимся», – мысленно пообещала я, превращаясь в упертого анчоуса.
В спальне мне сразу стало тесно. Что там пишут в книгах про чувственный огонь и что там пишут про всепоглощающую страсть? Когда темнеет в глазах, когда сердце выпрыгивает из груди, когда трясутся руки и прошлое тает и превращается в послушное и несгибаемое «да». Какая разница, кто к кому придет?.. Скажите мне: какая разница?
«Не так-то легко прожить без тебя даже один день, Наташа».
Не так-то просто прожить без тебя даже один день, Дима.
Какая ерунда беспокоила меня раньше… какая ерунда!
Мысли улеглись только к двенадцати (покоя в чувствах я не ждала – напрасная трата времени), натянув бордовую шелковую пижаму, я поправила волосы, две секунды подарила зеркалу и шмыгнула за дверь. Мне показалось или дом замер? Точно побоялся отвлечь, спугнуть, точно наконец-то дождался желаемого…
Бесшумно ступая по ковровой дорожке коридора, я улыбалась, вспоминая первый вечер, проведенный здесь. «Наташа, а как вы обычно отмечаете праздники? Скоро Новый год». Кто ж знал, кто ж знал… И погода в тот вечер играла свой спектакль, не выпуская меня на улицу, и «Кьянти» казалось особенно вкусным и терпким, и любопытство обещало так много…
Нарочно не включая свет, я сделала еще один шаг и еще и в арке левого крыла увидела четкие очертания широкой фигуры Дмитрия Сергеевича. Он шел ко мне – навстречу.
– Дима…
– Наташа…
Его нежные, сильные руки скользнули по моей талии, а губы сразу нашли мои губы. Это был самый вкусный, самый важный и самый лучший поцелуй в моей жизни – мурашки волной побежали по телу, лишь подчеркивая нетерпеливое возбуждение, дыхание участилось, а в груди вспыхнул огонь, тот самый – чувственный и книжный…
Мы так долго мечтали об этом в одиночестве, мы так долго играли в прятки и не находили друг друга… Он был тысячу раз прав, и я была тысячу раз права, и абсолютно не важно, кто и в чем…
– Дима…
– Наташа…
– Я шла к тебе.
– А я к тебе.
– Здорово, да?
– Да. – Он улыбнулся и поцеловал меня иначе – неторопливо, долго. И этот поцелуй тоже оказался самым вкусным, самым важным и самым лучшим. Остатки сил улетучились, голова закружилась, ноги ослабли, но тут же Дима подхватил меня на руки и понес к спальне. Скользкая ткань пижамы и тонкая ткань рубашки отчаянно мешали и дразнили, и я жутко разозлилась на них, а заодно и на все пуговицы, вместе взятые. Я плохой дизайнер… очень плохой дизайнер – нужно было поставить диван прямо в коридоре!
Осторожно Дима положил меня на кровать, сел рядом, наклонился и заглянул в глаза. Его пальцы коснулись моей щеки, губ, шеи…
Пуговицы сдались так быстро, и спасибо им за это…
– Я люблю тебя, – услышала я, не понимая, кто из нас произнес эти слова, наверное, мы выдохнули их одновременно.
Настенные, настольные и напольные часы перестали отсчитывать время, они смущенно затихли, растягивая ночь до бесконечности…
Эпилог
– Наташа, что ты прячешь за спиной?
– Ничего, милый, с чего ты взял?..
– Тогда покажи руки. – Он улыбнулся и сделал шаг в мою сторону.
– Э-э-э… – ответила я и сделала шаг назад.
Мой любимый, ненаглядный муж покачал головой, еще раз улыбнулся и, не желая отступать, стал медленно трансформироваться в Акулу – сжал губы, сдвинул брови и решительно направился в мою сторону. Ой! Боюсь, боюсь, боюсь!
Вильнув вправо, я юркнула за кресло и оттуда показала Диме свой великолепно-розовый язык.
– Наташа…
– Тебе показалось. – Я наклонила голову набок, посмотрела на потолок и, старательно демонстрируя чистоту и невинность помыслов и поступков, пожала плечами.
– Я хочу знать: что и у кого ты стащила.
– Как ты можешь приписывать мне столь недопустимое поведение?.. Поверь, в моих руках сейчас находится самая ненужная вещь на свете, о которой в ближайшие сто лет никто и не вспомнит.
– Я могу на нее взглянуть?
– Вообще-то нет, – я хмыкнула, обернулась и с сожалением признала, что отступать некуда.
Но в этот момент раздался тактичный стук, и дверь кабинета бесшумно открылась. На пороге стоял спокойный, я бы даже сказала, умиротворенный и мечтательный Герман, вот только его глаза искрились, точно бенгальские огни (привет, мама!). Обведя задумчивым взглядом шкафы, полки, столы и стулья, он вопросительно посмотрел сначала на меня, а затем на Диму.
– Извините, если помешал, но я никак не могу найти свой блокнот, в нем столько важных записей… Он вам не попадался?
– Нет, – слишком торопливо ответила я, поглаживая за спиной прохладную кожаную обложку. – Да и зачем он вам?.. В смысле… э-э… Он отнимает столько времени…
Дима тяжело вздохнул и развернулся ко мне.
«Отдай немедленно», – требовали его глаза.
«О чем ты?» – нагло недоумевали мои.
– Нет, Герман, – произнес он через несколько затяжных секунд. – Я тоже не видел блокнота и не представляю, где он может быть.
– Но он обязательно найдется, – пообещала я. – Наверное, после праздников…
– Хорошо, – кивнул Герман и, не зная, чем занять руки, поправил галстук и застегнул пуговицы темно-серого пиджака, – я хотел бы уехать сейчас… поищу его позже…
Надеюсь, у Германа свидание, надеюсь, с моей шикарной мамой, надеюсь, им будет очень хорошо, и, надеюсь, никакие глупости под названием «Блокнот Без Которого Невозможно Прожить и Дня» не отвлекут их друг от друга.
Как только дверь за Германом закрылась, Дима решительно преодолел короткое расстояние до кресла и со вздохом спросил:
– Зачем ты стащила блокнот?
Широко улыбнувшись, я сморщила нос, и двадцать шесть задиристых конопушек подпрыгнули, веселясь и танцуя, – да, работа предстоит огромная, маловато в этом доме абсурда и хаоса, маловато непредсказуемости и чудес, а кто у нас лучший поставщик неугомонного счастья? Конечно, я!
– Понятия не имею, – ответила я, прижимая блокнот к груди. – А почему ты меня не выдал?
– Понятия не имею, – ответил он, притягивая меня к себе.
– Только не говори Герману… – буркнула я, получая первый поцелуй.
– Не скажу…
– Это моя тайна.
– Это нашатайна, – поправил Дима и поцеловал меня еще раз.
– Это нашатайна, – повторила я и закрыла глаза от удовольствия.
Вы умеете мечтать? Я умею. И мне кажется, лучшего для себя я бы и не смогла придумать.
Это наша тайна – здорово, правда?
Это наша тайна – и я ее никому не отдам.
Это наша тайна – и в горе и в радости…
До свидания и до новых встреч!
Справка
А что же будет завтра?
А завтра будет Новый год!