чтобы съесть его за неимением еды во время долгого пути по бескрайней тундре…Окно. За ним вдали дорога. И полерыхлое, сырое. Местами холмикииз «хлорки» — могилки воинов зимы.На горизонте виден свин. За ним мойГород. Город Гоев, царей, рабочих«Петродоев»!Он там, вдали, на горизонтеподобен графику «От Швондера»то пики шпилей, то коробки.Возьму бинокль и выпью водки.Гляжу. «ШШербатая луна» — улыбкавышла у меня: карандашомрисую «графити», штрихую небо,облака. Сжимаю серое и комкаюс бинокля снятых два листачтоб выжать, выдоить цветацвета такие — проступают!Багровый, иссинь, таракоттв них одеваются заводыхрущевки, будки и больницы,коттеджы в черных незабудках,Девица рыжая на СмольномХалат меняет на мехаи улетает. Нахуя?Сочится кровь из под десницы(опять у Господа цынга)Царица-Ночь нага до негис себя снимает даже боты,плывут из Невки в кашалотыкарьеру делать — из карьеравползла в калошах-черевичкахЦарица-Ночь, девица — «спичка»дочь электрода и дуги. Как даст огня!Круги, кругив глазах моих круги оковыбинокля след, подтеки крови,плеватьНакинул плед и с головойТеперь — фотограф,так в биноклеперевернулся Город «МОГЛИ»в прозрачном воздухе колышен,на стульях барышни под збруейЗажегся свет в глазах домов,и Алехандро сериалыпокинув, в порно переходятпод ними стонут; кто в проходекинотеатров — те кончаютно тихо, тихо. Вдруг повоютна белой простыни шакалыа значит — пойманы «газели».И «джуга-джуга» — Джунглей зверипоют под грохот барабановто цепи — время молотьбы…Но тих сей шум,мой мозг приглушенЖрецы снимают рясы, черньна купола кидают — «уши»,скорее — клетки попугаевсоборы в ночь напоминают;на кранах в небо фонарипредупрежденья для драконовторговцы в сумы прячут клоновСлоны из хоботов пускаютпары до неба (это трубы)печется Бог о хлебе в ротЦелует Дьявол его в губыА небо просто размокает(дешевый был гипсокартон)Срывает вниз парад иконлетят вращаясь вкруг оси:«З-З-З-З-З-З……»и словно циркульные пилысрезают головы шальные,по небу «Хаски» пробегает,в санях — Весна, в листву папайиукутаны большие груди.Бежит упряжка по проталинепокрытой смазкой-молофьейно разливается кофЕйна стол дубовый, в дермантинескрипит по креслу «Валентино»шуршит невеста крепдешиномв стакан сцежая молоко,А рядом с ними Бог (ух, мина!)подул, вприкуску, блюдце студит.Окно трехслойное, герметик,меня отсiкло от Христа,дыханья, запаха изменырощенных без струи с соска,Извне, из студии темнак стеклу прилипли два мента…пардон — прилипли два листак окну прилипли. А на нихмоей рукой написан…счет.Ой, стих:уж если быть собакой — «Хаски»а человеком — «зорро в маске».Он скачет в Город. В Город Гоевцарей, рабочих, на охоту:УБИТЬ ХУДОГО КАБАНА!Зачем? Зачем он Землю роетпод Дубом вечным, вечный Свин,сын Алехандро и России,он Царь, он Гой, он мой — Мессия…Шел Витя Авин средь осин.Пилат решил: «Кабан хороший!Клыком осину быстро крошит»…«Милый, Отче, Господи, Забрось…»Отзовись, «Мось», милая, на зависть,медленно вращающей спиною, нуНа какой же ты конец земли отправилось,море мое?Море из расплавленных до лавыжеланий преступленья через счастье,высказанных шумно в скалы славыприбоя от Луны до звезд и свастик(приплыли, здрасте!)на отливе оставляя цепь чаинок!А, то горе, а то — кони, но уплылимордами об небо и ушамихлопаячтоб на берегУ страдали люди.Ну а эта цепь других, мой рот, чаинокчаек гомон (тоже загалдели)этих бесполезных, белых чаекчто на сцене так ославилЧехов.Переводит нам по буквам, снизу-ввысь он:«Назовись, откликнись, полуостров „Слов“полустанок, полуарктик, полуплатос кельями на кольях для икаров».А под ними «тык-тык» — парами пингвиныходят по лугам, залитых солнцем,оранжевых ромашек, филиалок,точек черных маковых росинок.Красотища!Упитанные, много, в роде — тыщи!Тех кто себя «хлоп-хлоп» по животикуа напротив их смешно жестикулируюттоже, но поменьше, но пингвины!Бог читает выстроенное ими Имя!Мы под ним лежим сося за вымяи поэтому не видим «ни пингвина»только яйца, кладку, да парную напись:«Накусь!»!Назовись, окликнись, выдусь, обобросся,Линия идущих точек в РосьНа какой же ты конец земли отправилась…?….— Милый, Отче, Господи, забрось!— Пингвины, «Мось»!