Рэй снова опустился на зелёный лист у подножия дерева и застыл. Риш, неуверенно поглядывая на него, топтался поблизости. Он чувствовал себя виноватым, понимая, что Рэй решил поделиться с ним чем-то сокровенным, только с ним, чтобы порадовать, поддержать…
Наконец Тун, подбадривая сына, слегка подтолкнул его к человеку, а сам отступил в тень деревьев, как всегда молчаливый, незаметный. Решившись, юноша подошёл к другу, сел рядом и молча прижался щекой к его плечу. Не говоря ни слова, Рэй обнял его, успокаивающе погладил по шелковистой голове и непроизвольно почесал за ухом.
Неизвестно, как отнёсся бы к этому шуа в другое время, но сейчас он был очень рад, и его отец бесшумно растворился в лесу, благодарный человеку за счастливую улыбку сына.
Тем временем Тиша закончила своё послание, критически оглядела его и, достав бледно-жёлтую ленточку, тщательно обвязала. Свободный конец ленты образовывал петлю, и на нём было написано название посёлка, находящегося на её попечении. Цвет — такой же, как у ленты на её шее, говорил о скромном числе жителей поселения — от шестнадцати до двадцати семей.
Светлая Опушка всего лишь одно поколение тому назад отделилась от Тумисовой Рощи, и теперь во многом от способностей Хранящей зависело, будет ли поселение процветать и расти или придёт в упадок и исчезнет.
Тиша с гордостью погладила ленточку: пусть она пока жёлтая, но на ней уже появились изображения апуты, лэфи и тумисовых ягод — того, чем их поселение обеспечивает многие, уже очень многие посёлки.
Но надо спешить. Хранящая быстро поднялась и, предоставив Шифу складывать принадлежности в мешочек, стремительно пошла к ближайшему посёлку. В случае необходимости она и сама могла бы отправить послание, но это, вероятно, заняло бы больше времени.
С лёгкостью удерживая нужное направление, Тиша с некоторым удивлением думала о том, как хорошо сохранились в памяти уроки письма, полученные в детстве. Тогда это казалось им ещё одной весёлой игрой, а вот от взрослых требовалось немало терпения.
Малыши выводили свои первые каракули заострёнными палочками в плоских поддонах, заполненных мельчайшим песком, который смачивали водой. Весёлое было время. Но больше всех, конечно, веселилась Фари, хотя учёба давалась ей хуже многих.
Тиша избегала думать о том, что произошло несколько минут назад. От души надеясь, что случившееся скорее хорошо, чем плохо, она была рада, что может передать всё это в руки Виша и, сочувствуя грузу ответственности, лежащему на них, стыдилась своей радости.
Показались первые пали Цветочного Ручья, и несколько его жителей встретили появление Тиши заинтересованными взглядами.
— Мне нужен Хранящий Покой, — сказала она, и все тут же разбежались в разные стороны, понимая, что раз она не поприветствовала их, значит, дело срочное.
Очень скоро только-только успевшие замереть ветки снова закачались, потревоженные высоким шуа, передвигающимся так стремительно, что разыскавший его едва поспевал следом.
Тиша пошла навстречу вновь прибывшему. На его мощной шее трепетала сиреневая лента — более тридцати семей — как успела отметить про себя Хранящая. И на этот раз она не произнесла приветственных слов, ограничившись тем, что назвала себя самым кратким образом:
— Тиша. Светлая Опушка.
— Уфат. Цветочный Ручей, — отрывисто ответил Хранящий.
Тиша протянула ему послание.
— Это очень важно, и должно быть доставлено в Вишали как можно скорее.
— Не беспокойся, Хранящая. Вероятно, я смогу отправить это немедленно, — его спокойный уверенный тон благотворно подействовал на Тишу, и она благодарно взмахнула лапой.
Уфат почти мгновенно скрылся из виду. Только один раз замедлилось его движение к цели — на пути стояла Улла, его преданная, заботливая подруга. Жена протягивала мешочек с отборным тумисом. Уфат взял его и, лишь махнув лапой в знак благодарности, поспешил дальше.
========== Глава 36. Птица гуф ==========
Огромное дерево на краю маленькой лесной прогалины — приближаясь к нему, Хранящий замедлил шаг. Он пристально вглядывался в густую крону, силясь разглядеть нечто неподвижное, слившееся с коричневым стволом. Наконец, удовлетворённо фыркнув, Уфат остановился под деревом и, высоко задрав голову, громко произнёс:
— Приветствую тебя, птица гуф! Пусть твоя охота всегда будет удачной! — ни звука в ответ, ни малейшего шевеления.
Но Уфат знал, что огромный самец там и прекрасно слышит его.
Король воздушных просторов, напоминающий смесь орла и совы, царящий в разреженном воздухе горных вершин, над широкими равнинами, во влажном сумраке лесов и на далёких островах. Представители этого племени никогда не отличались особой любезностью, но на них можно положиться.
В ответ на приветствие один небольшой, но чрезвычайно зоркий глаз с равно развитым дневным, ночным и сумеречным зрением слегка приоткрылся, лениво глянул вниз и снова сомкнулся.
— Ради Союза, заключённого между моим Народом и твоим Народом, я прошу тебя о помощи, — продолжил Уфат и, вытянув лапу, тряхнул жёлтой лентой с привязанным к ней посланием. — Это очень срочно, — добавил он с нажимом.
Там, где от ствола отходила толстая ветвь, что-то шевельнулось, послышался звук, похожий на сильный недовольный вздох, приподнялись и ударили по воздуху, расправляясь, мощные крылья — птица потягивалась, всем поведением демонстрируя, что ей помешали отдыхать.
Наконец она спрыгнула на землю, приоткрыв крылья, чтобы смягчить падение. Уфат едва успел отскочить в сторону.
Теперь перед ним во всей своей зрелой красе стоял немолодой уже самец на сильных ногах с устрашающими когтями: коричнево-серо-молочное оперение, не очень крупная голова гордо посажена, взгляд из-под полуопущенных век — свысока (несмотря на то, что шуа гораздо выше), как-то искоса — высокомерно-снисходительный и недовольный.
Однако шуа это нисколько не смутило. Имея немалый опыт общения с гуф, ничего другого он и не ожидал.
— Прими эти скромные плоды для поддержания твоих сил, — сказал Уфат, протягивая на ладони самые лучшие сладкие ягоды.
Гуф глянул на “скромные плоды” с откровенной смесью презрения и отвращения.
— Прости, — смиренно добавил Уфат, — но ты ведь знаешь — ничего лучше у нас нет.
Издав горлом какой-то клокочущий и крайне неодобрительный звук, взъерошив перья и почти совсем прикрыв глаза (наверное, чтобы не видеть эту гадость) гуф всё-таки склевал несколько ягод и, несмотря на всю демонстративную небрежность его поведения, страшный острый клюв был осторожен и ни разу не задел мягкую ладонь шуа. Закончив, он отвернулся и, не шелохнувшись, позволил Уфату надеть себе на шею жёлтую ленту.
— В Вишали. Это надо доставить в Вишали как можно скорее, — сказал шуа и поспешил отойти в сторону.
Подпрыгнув, гуф тяжело взмахнул крыльями, и очень скоро, поднявшись высоко над лесом, стал маленьким пятнышком в чистой синеве, которое мог бы разглядеть Уфат, если бы не деревья.
Поймав подходящий воздушный поток, стремительный, наслаждающийся своей мощью гуф с оттенком жалости подумал о шуа. Надо же, какую гадость они едят! Неудивительно, что им всю жизнь приходится ползать по земле. Правда, какие-то силы эта пища всё же даёт, этого он не мог отрицать.
Она не дала ему умереть от голода той страшной зимой.
Осенью, ещё молодой и неопытный, он попал в страшную бурю и сломал крыло. Никто иной, как Уфат, тогда такой же юный, как сейчас Риш, подобрал его, лечил и выхаживал, ну и, конечно, кормил. В основном как раз этими самыми (тьфу, гадость!) тумисовыми ягодами.
Но когда не можешь охотиться, не можешь даже подняться в воздух, чтобы разбиться о землю (как делают некоторые из их Народа, когда получают тяжёлые раны или становятся слишком слабы), а впереди маячит голодная смерть и сводит живот — тогда выбирать не приходится…
Весной, впервые, ещё неуверенно, поднявшись на крыло, он почувствовал благодарность, переполнявшую всё его существо, но, как истинная птица гуф, ничем этого не выдал.