То страшное оружие, воздействию которого они подверглись, изменило не только их психику и сознание, но и генетическую структуру. Однажды произошедшая мутация закрепилась, и сходящие, как с конвейера, новые поколения ничем не отличались от своих свирепых предков. Во всяком случае, в лучшую сторону.
Воцарившееся мрачное молчание нарушил Ван:
— Что бы там ни было, но спасатели будут нас искать, а когда найдут, то придумают, как вытащить нас отсюда живыми. Правда?
— Ну да, конечно, придумают, как же! Да они ещё и сесть не успеют, как всё тут взлетит на воздух, — проворчал кто-то из темноты.
Но Ван не обратил на это ни малейшего внимания. Приподнявшись на локте, он напряжённо вглядывался в лицо лежащего рядом Рэя. Он ждал ответа от него и только от него, ждал так, как будто вся его жизнь зависела от того, что он сейчас услышит.
У самого Рэя на этот счёт никаких иллюзий не было. Он был полностью согласен с заявлением “ворчливого”. Более того, прежде чем попасть сюда, он слышал о подобном случае. Спасатели нашли небольшой лагерь навров, в котором тоже находились пленники, но все они были уничтожены наврами.
И всё же, как отнять у этого почти ещё ребёнка надежду — единственное, что у него осталось… Очень тяжело лгать, когда тебе так верят. Хорошо, что хоть темнота на его стороне. Стараясь вложить в свои слова всю уверенность и силу убеждения, на какую только был способен, Рэй твёрдо произнёс:
— Конечно, придумают. Нас обязательно спасут — надо только набраться терпения.
Ван поверил, в этом не было сомнений, но Рэй, затаив дыхание, ждал, что подаст голос кто-нибудь менее доверчивый. Тогда воздушный замок Вана растает, Рэй не сможет его защитить, но никто больше не проронил ни слова. Скорее всего, они поняли, почему он это сказал…
В эту ночь Рэю снова снились сны, которых он и боялся, и ждал одновременно. Сны из его прошлого. Того прошлого, что оставалось для него недоступным. Сны были очень… расплывчатыми, что ли, как будто наполненными туманом, скрывавшим лица, события, оставлявшим лишь ускользающие силуэты и неясные намёки.
Было такое чувство, что вот ещё чуть-чуть — и он проникнет за эту обманчивую дымку, сможет, наконец, увидеть всё ясно и понять. Однако дымка оказывалась на поверку прочнее иной брони и не желала сдаваться.
Сны эти посещали его нечасто и каждый раз только мучили и отнимали силы. Он просыпался разбитым и долго, иногда несколько дней, не мог прийти в себя. В этих снах тоже шла какая-то война — не война, не поймёшь, но опасность, и очень большая, чувствовалась совершенно определённо. Появлялись в них и те, кто был ему дорог и кому был дорог он, но, сколько ни пытался, Рэй не мог ни увидеть их лица, ни вспомнить имена.
И ещё — он должен был сделать что-то очень важное, кажется, что-то найти. На него надеялись — и он искал, хотя сам, кажется, сомневался в том, что это — неизвестное — вообще существует. А вот нашёл или нет? Где-то он и другие люди скрывались, а потом он, уже в одиночку, лазал по каким-то горам, пещерам…
Наверное, он не нашёл то, за чем его посылали, а если и нашёл, это всё равно не помогло. Наверное, Командир был прав, и, вернувшись в своё прошлое, ему не найти ничего, кроме пепелища. Он уже и рад был бы не вспоминать, но, стоило успокоиться, как мучительные сны приходили снова.
А спустя неделю Рэй нашёл странный камень.
В эту ночь ему снова приснился сон. Это был первый случай за все пять лет, что он себя помнил, когда сон был приятным, хотя тоже неясным.
Ему приснилась та самая птица, которую он видел днём. Она была так близко, что, протянув руку, легко можно было её коснуться. Птица смотрела прямо на него умными, слегка печальными глазами. Очень-очень медленно Рэй поднял руку и кончиками пальцев прикоснулся к нежному пуху на груди чудесного создания; она не возражала и даже подвинулась поближе. Рэй погладил пушистую грудь и бережно провёл ладонью по хохолку.
Внезапно он совершенно ясно осознал, что именно камень, подобранный им позже, искала (и нашла) птица, кружа над карьером. Она каким-то образом почувствовала его издалека и прилетела, бросив все свои важные птичьи дела. Возможно, она знает, что это такое? Может, надо её спросить?
И он спросил. Выражение больших глаз изменилось — в них появилось недоумение. Словно она не могла себе представить — как можно не знать таких простых вещей? Неожиданно для самого себя Рэй задал другой вопрос. Он всплыл откуда-то из глубин сознания:
— Оно живое? Это живое?!
На этот раз глаза птицы выражали бесконечное удивление, к которому, пожалуй, примешивалось сочувствие.
Нет, птица не заговорила человеческим голосом, но всё же ответила — ответ прозвучал прямо в его голове: “Неужели ты сам не чувствуешь?..”
Теперь она смотрела с нежностью и грустью, как на несмышлёныша, как на маленького птенца, которому столько всего предстоит узнать, прежде чем он начнёт понимать самые простые вещи. Кажется, она даже погладила его крылом по руке, прежде чем исчезнуть.
Проснувшись, Рэй почувствовал себя почти счастливым. Камень по-прежнему был с ним, и его присутствие ощущалось постоянно. Через некоторое время Рэй поймал себя на том, что мысленно разговаривает с ним. И понял, наконец, что за незнакомое чувство испытывает с тех самых пор, как нашёл его. Чувство, что он не один больше.
Одиночество было его неизменным спутником все эти пять лет. Постепенно он привык к этому и уже не представлял себе, что может быть по-другому. И вот теперь — оно отступило. Холодную пустоту заполнило что-то, хоть и непонятное, но тёплое и дружелюбное.
Конечно, он говорил себе, что это безумие, что он, должно быть, сошёл с ума от всего, что пришлось пережить, если завёл дружбу с камнем. Дальше уж и ехать некуда.
А что? Чем плох друг? Получше многих людей: не предаст, не обманет, ничем не обидит, а захочешь с ним поговорить — всё внимательно выслушает и слова поперёк не скажет.
Рэй быстро согнал с лица невольно появившуюся улыбку, а то ещё “хозяева” заметят и задумаются, чего это он разулыбался? Тогда неприятностей не оберёшься. А главное, обыщут — найдут камень.
Даже если это безумие, расставаться с ним он не хотел ни за что. Что бы это ни было, оно скрашивает его жизнь. А много ли ему осталось? И Рэй отпустил тормоза, перестав беспокоиться за сохранность своего рассудка.
Он мысленно рассказывал камню всю свою жизнь — то, что помнил, конечно; делился с ним тем, в чём, кажется, даже себе раньше не признавался. Только теперь Рэй в полной мере осознал, как одинок был все эти пять лет, как нуждался в душевном тепле, понимании и сочувствии. Конечно, он по-прежнему часто думал о том, что этого просто не может быть, и всё, что он испытывает — лишь иллюзия, созданная воображением.
Но в остальное время Рэй мог бы поклясться, что камень выслушивает его и отвечает потоком того самого тепла и понимания, которых ему не хватало.
И ещё Рэю часто казалось, что сам камень был долго одинок, что он ждал, ждал кого-то, кому будет нужен. И что теперь он рад новому другу не меньше, может быть, чем этот друг — ему.
========== Глава 5. Спасение ==========
Это случилось спустя неделю или около того. Рэй внезапно проснулся посреди ночи с колотящимся сердцем, с очень ясным ощущением тревоги и надвигающейся опасности.
Вокруг было совершенно темно, тишину нарушало только сонное дыхание других пленников. Рэй машинально нащупал камень и чуть было не отдёрнул руку. Он уже привык к тому, что камень не бывает холодным. Его температура колебалась, но эта непонятная штука всегда была более или менее тёплой. Теперь же камень был горячим, просто обжигающим! Наверное, именно он послужил причиной внезапного пробуждения, и волны тревоги — тоже его “рук” дело.