— Давай, давай, Уалинка, — улыбнулась Таурзат. — Хватай все, что можешь! Только помни: когда весной мы постучимся в твои ворота, не выходи к нам с пустыми руками, хотя бы горсть зерна сохрани для посева…
Серафима, слушая Таурзат, оглядела толпу и увидела, что людей во дворе правления собралось совсем немного, и нет здесь ни Маро, ни Дзиппа, пришли сюда только такие, как Дума, Уалинка и Дунекка. И девушке вспомнилась услышанная еще в институте восточная пословица: — «Когда караван поворачивает назад, хромой верблюд оказывается впереди».
10
Клочок неба, вписывающийся в четырехугольник окна, вмещал в себя легкие облака, похожие на белую шерсть, только что распушенную на чесалке… Серафиме не хотелось вставать с постели, и девушка, жмурясь от ярких лучей утреннего солнца, лежала и размышляла о том, что ждет ее сегодня, и предстоящий день дробился на множество рассчитанных заранее, будто прожитых уже, частей. А день обещал быть нелегким, нужно сделать много мелких и крупных дел, и времени на все это едва ли могло хватить.
Серафиме представлялась извилистая горная дорога, и она видела себя, идущей по этой дороге, и боялась посмотреть вверх — мрачные громады скал нависали над головой, грозя обрушиться вниз, сметая все на своем путы. А внизу, слева от дороги, глубоко в ущелье бушевала река, разбиваясь на тысячи брызг, выбрасывая на камни клочья пены… Дорога вьется и вьется, взбираясь на перевал, и, поднявшись на вершину, девушка видит солнечную долину и маленькое селение, в котором живет сестра Госка.
Вчера вечером мать и дочь долго сидели за столом, обсуждая этот путь, каждую его подробность, будто никто еще не ходил этой дорогой и была она такой же запутанной, как клубок ниток, которым вдоволь наигрался котенок.
Вчера они решили, что Серафима уйдет в горное село к тетке, и девушка подумала, что мать наконец-то успокоится. Но Госка долго не могла заснуть, ворочалась в постели, вздыхала, потом сказала: «Как же ты пойдешь одна? Хоть бы попутчик какой-нибудь нашелся… Мне, что ли, пойти, проводить тебя?» Серафима молчала, и мать, обидевшись, буркнула: «Тебе и дела ни до чего нет»…
А девушка думала в это время о Таурзат, как прискакала та на коне, одетая в мужскую одежду и по-мужски сидящая в седле, а конь всхрапывал, перебирая ногами. Потом, когда люди разошлись со двора правления, Серафима подошла к Таурзат и попросила:
— Возьмите меня с собой.
— А ты знаешь, куда мы уходим?
— Нет.
— Мы организуем партизанский отряд.
— Я тоже хочу с вами.
— Господи, ну какая же из тебя партизанка?! — засмеялась Таурзат. — Ты ведь слова громкого не можешь сказать, не то что винтовку взять в руки…
Серафима не сказала матери об этом разговоре — Госка бы тоже посмеялась над ней, а потом, рассердившись, отругала…
Девушка встала, умылась кое-как, наспех причесалась, накинула старое пальто, в котором давно уже не выходила даже во двор. Госка не любила, когда дочь ее надевала старые вещи, но теперь она и платок разрешит повязать дочери, и самый обшарпанный чемодан даст в дорогу. Скажет, вздохнув:
— Потом будешь наряжаться. Придет еще время…
Серафима знала, что возьмет с собой. Мать уже отобрала вещи и чемодан приготовила, а потом, наверное, побежала к соседям. Что, интересно, она у них выпросит? Может, головку свежего сыра, может, банку топленого масла…
Девушка подождала мать, но так и не дождавшись, вышла на улицу. Нужно было перед отъездом проститься с соседями, и она заколебалась у ворот — пойти ли ей сначала к Уалинка, к Маро или к Дзиппа? Подумав, она решила: «Пойду сначала в дом Кайти»…
Вот уже неделю, а то и больше, Серафима не была там. Как-то Дунекка, встретившись с ней, схватила ее за руку, хотела потащить к себе, но Госка взглядом показала дочери: не соглашайся, не ходи. Когда Дунекка ушла, мать сказала:
— Я не хочу сказать о них ничего плохого. И относятся они к тебе хорошо, и приглашают от души. И ты не ребенок — вольна поступать как знаешь… Обычаи наши не вчера появились и не завтра умрут. Не хочу я, чтобы кто-то мог сказать, что ты между их домом и своим протоптала тропу…
Но к сегодняшнему дню это не относилось. Мать сама не отпустила бы дочь, если бы та не попрощалась с соседями. И не только с соседями — сегодня Серафима прощается, со всем селом. Кто знает, когда она вернется сюда и кого застанет в живых?
В дом Уалинка девушка попала не сразу. Покосившиеся ворота их были плотно закрыты, и сколько Серафима ни стучала, никто из дому не вышел. По обычаю не полагается, подойдя к дому, выкликать женское имя, произнести же «Кайти» почему-то было очень трудно… Девушка постучала еще, потом бросила в окно камешек и тотчас же услышала скрип отворяемой двери.