— У Дзыбына глаз дурной? — вспомнив ребячью дразнилку, улыбнулся Хаджисмел. — Сглазил он свою арбу, тащит сено на горбу?..
— Ты не смейся! — горячился Батрадз. — В глазах его — яд! В словах — отрава!.. Как-то раз зимой его послали с отарой в Кизляр. Чабаны в отчаяние пришли, увидев его, но председатель стоял на своем…
— Ну и что? — спросил Хаджисмел.
— Суягные овцы повыкидывали, не доносив…
— От кого ты это слышал?
— Знаю, ты не веришь мне… Но можно ведь и других спросить. Каждый тебе скажет…
К любому и каждому Хаджисмел не стал обращаться и пошел к бригадиру…
Тот одной рукой ухватил руку Хаджисмела, а другой держал повод своего коня. Конь покусывал удила, будто пробуя на зуб их прочность, бригадир радовался встрече с гостем, а Хаджисмел не сводил глаз с коня. Дзыбын мечтал о таких вот лошадях…
— Пока не справим твою свадьбу, не отпустим тебя, — говорил бригадир.
— Свадьба тоже дело, — отвечал Хаджисмел, — но вот запрячь бы пару таких лошадок в бричку и промчаться во весь дух по селу!
— Пожалуйста, катайся на здоровье…
— Нашлись бы у тебя сейчас свободные лошади?
— Почему «нашлись бы»? Есть они у нас!
— Вот и отдай их Дзыбыну!
Бригадир оторопел.
— Сделай это, прошу тебя…
— Кто он тебе, этот Дзыбын? — пробормотал бригадир: — Родственник, что ли?..
Когда они в тот день сидели рядом на доске, перекинутой поперек кузова, Хаджисмел подумал: «Интересно, поглядывает ли он на кого-нибудь из девушек? Он ведь, наверное, не женат».
— Я кое-что знаю о нем, — сказал Хаджисмел. — Задумал он жениться, а девушка говорит ему: «Сватов ты сможешь прислать только в тот день, когда прокатишься по нашей улице на бричке, запряженной лошадьми…»
— Девушка из нашего селения? — спросил, удивившись, бригадир.
— Когда Дзыбын пошлет тебя сватом, тогда и узнаешь…
— О девушке я ничего не слышал, но то, что Дзыбын мечтает о лошадях, мне известно… Только молва о нем дурная идет… В народе, знаешь, как говорят? Если люди в один голос утверждают, что ты слеп на правый глаз, зажмурь его и не открывай больше…
— И ты все принимаешь на веру?
Бригадир пожал плечами, вздохнул.
— Ты знал его мать? — спросил он.
— Может, и знал, не помню.
— Странная она была. Будто перепуганная. От людей отворачивалась. Уставится в глухую стену и смотрит, смотрит, будто взглядом хочет пробить в стене дыру… Часто ходила на курган, который за кладбищем. Многие и до сих пор боятся в сумерках пройти мимо него…
— Она давно умерла?
— Четыре года назад.
— Врач, наверное, как-то называл ее болезнь?
— Поверили бы врачу или нет, не могу сказать, а вот в словах Гурджена никто не усомнился…
— Кто такой Гурджен?
— Старик. Совсем недавно умер… Он клялся, что однажды встретил Далимона…[14] Было это существо похожей на женщину, и еще на кого-то… Волосы на нем были, как конская грива, глаза, как горящие угли. Схватило оно Гурджена за грудки, опалило огненным дыханием, сдавило железными пальцами горло. Когда старик очнулся, то увидел, что лежит у чужого плетня. Он так и пролежал всю ночь: если увидишь нечистого и зайдешь в освещенную комнату, станешь припадочным — так говорили исстари.
— А Далимон, конечно, был похож на мать Дзыбына?
— Точно! Говорят, на второй день Гурджен в их дом привез мешок муки…
— Значит, я зря приходил со своей просьбой?
— Лошади есть у нас, но и охотников сколько хочешь, — покачал головой бригадир, — каждый, кто хоть день поработал на прополке, требует лошадей. Сам знаешь, какой у нас народ…
Тому, что говорили о Дзыбыне, не было ни конца, ни начала. Слова эти возвращали Хаджисмела в те времена, когда он бегал босиком по улочкам небольшого горного селения. Там, на клочке земли, равной шкуре быка, строили саклю, сеяли зерно. Там для людей было тесно, для чертей — просторно, и история Дзыбына, конечно, тянулась оттуда, из горной глухомани.
Хаджисмел спросил об этом у матери. Та, поняв, о чем идет речь, растерялась, глянула умоляюще на сына:
— Нам обязательно нужно говорить о нем?
— А если Дзыбын зайдет к нам во двор, куда мы от него спрячемся?
— Он же никуда не ходит!
— Неужели он откажет, если я приглашу его?
— Не делай этого, сынок! Дзыбын приносит беду! Он колдун!
— Что же вы терпите? Вынесли бы ему всем колхозом приговор, сожгли бы его на костре…
— Не смейся! — рассердилась мать. — Лучше послушай!
И она стала рассказывать о той давней жизни в горном селении, о семье Дзыбына… С мальчиком, видно, что-то приключилось еще в детстве. По ночам он залезал в деревянное ведро, ведро переворачивалось и выкатывалось из дома, останавливалось на краю пропасти, расправляло крылья… Мальчик ходил по стене так же свободно, как по ровной дороге. Кто это видел? Никто. Но все раскрылось благодаря Тохсыру. Как-то пропал его осел, и он всю округу обошел, день искал, другой, и все напрасно. Однажды, возвращаясь после неудачных поисков домой, Тохсыр повстречал возле чертова омута мальчишку. Тот назвался Дзыбыном и сказал, что видел осла возле старой крепостной башни. Пошли они вместе, мальчик и Тохсыр. Мальчик шагал сначала легко, чуть ли не приплясывая, но потом с ним случилось что-то, и он повалился на землю. Тохсыр взвалил его на плечи и нес до самого села. Как только показались первые сакли, мальчик рванулся, спрыгнул и убежал. «Хватай меня за хвост!» — крикнул он на прощание… Возле старой башни никакого осла, конечно, не оказалось. Ночью Тохсыр зарезал черного козла — принес его в жертву нечистой силе, а утром зашел к Дзыбыну. Но родители мальчика и слова вымолвить ему не дали. «Наш сын, — твердили они, — уже целую неделю со двора не выходил»… С тех пор Тохсыр каждый год режет черного козла…