Таковы были обитатели дома, куда мы приехали. Как ни странно, при первой же нашей совместной охоте выяснилось, что Сергей Брагин — неважный охотник.
— Ты хоть видишь, куда палить?— спросил его после зорьки Димка.
— Нет,— честно признался тот.— Как гляну на уток — руки задрожат, сердце затрепыхается, ну и...
В один из приездов Брагина во Владивосток мы купили ему хорошее ружье, и Димка дня три «натаскивал» его на стенде. За эти три дня Серега расстрелял столько патронов, сколько хватило бы на три года. охоты. Но зато в следующий наш приезд мы увидели, что наука пошла впрок. Брагин стал стрелять вполне прилично. Потому так ошеломили меня его слова, когда он сказал Моргунову:
— Не надо было мне ходить на стрельбище.
— Мазать было интересней?!—воскликнул я.
— Да нет... Ну, как бы тебе объяснить...— замялся он, корябая подбородок.— Охота ведь это что-то вроде вечной голодухи... На ней надо добыть немного, чтобы всегда хотелось еще пойти. Раньше я как ни напуделяюсь, а следующего дня не могу дождаться — все думаю, а вдруг повезет? А сейчас не то...— Я не нашелся тогда, что ответить, промолчал и Димка.
Так мы дружили несколько лет. Потом Моргунов уехал за границу, и в его отсутствие я ни разу не побывал у Брагина. Теперь мы были рады встрече. Разговор зашел о работе Моргунова.
— Ты че хоть там делал?— повертел в воздухе рукой Брагин, непонятно что изображая—заграницу или работу.
— Учил суда чинить, Серега,— ответил Димка.
— Ну и как — научил?
Моргунов засмеялся и махнул рукой.
А через два часа мы уже плыли по тихой извилистой Заманухе. Ее низкие берега прерывались заливами, обильно покрытыми белыми цветками водокраса с мелкими, сердечком, листочками. Иногда его называют лягушечником, а вот за что — не ведаю.
Вперемешку с водокрасом плавали желтые лилии и водяные орехи с розетками треугольных листьев.
Нам досаждал шум мотора, Димка заглушил его, и река сама понесла нашу лодку по своим причудливым изгибам. Лежа на спине, мы смотрели в голубое августовского небо, и порой нам казалось, что это не лодка, а гроздья белых облаков крутятся в поднебесье над ней, Ни о чем не хотелось думать, только так вот лежать, слушать шелест камышей, баюкающие всплески воды и милую песню неведомой мне пичуги. С души спадала какая-то оболочка, и я с удивлением и радостным облегчением чувствовал, будто только сейчас становлюсь самим собой.
Свою стоянку мы обосновали в устье Заманухи. Ханка была от нас в двухстах метрах, и от нашего бивака к ней шел старый, заросший высоким вейником вал. Вокруг простирались плавни — половодье трав и тростников. Иногда над равниной пролетал ветер, и тогда высокие травы выгибались волнами и вместе с ветром, ряд за рядом, катились к синеющему горизонту размытого дымкой дрожащего горячего воздуха.
К заходу солнца мы устроились окончательно: поставили палатку, натаскали туда сухой травы и полыни, духом своим отпугивающей комаров, а из найденных досок соорудили подобие стола и скамейки.
— Уху, братцы, уху соображать надо,— торопился Димка, собирая удочки. Захватив червей, он поспешил к речке. Мы с Сергеем остались готовить донки. В Заманухе водятся сом, щука, змееголов, и я знал, что на припасенных Брагиным живцов ночью будет хороший клев. Доставая крючки, я выбросил из рюкзака пестрый альманах «Рыболов-спортсмен», который мы с Моргуновым купили в пути. Сергей поднял его с земли, смахнул прилипшие соринки и без особого интереса начал перелистывать, рассматривая картинки. Он собирался уже отложить, и тогда что-то заинтересовало его.
— Смотри-ка ты...— пробормотал Брагин, и я увидел, что он начал читать.— И надо же!— воскликнул он, протягивая мне сборник.
Это было короткое сообщение, что где-то за рубежом придумали поплавки с электрическими лампочками. С такими поплавками можно было ловить рыбу ночью; при поклевке лампочка в поплавке загоралась, подавая рыболову знак, что пора подсекать.
— Здорово!— восхищался Брагин — это ж целую ночь можно рыбачить!
Он долго разглядывал помещенный в книге чертеж поплавка, потом, сожалея, вздохнул:
— Ничего не выйдет; и батареек таких маленьких не достанешь, и вообще много мороки делать его... Вот бы как-нибудь лампочку...— Он замолчал, уставившись на меня, затем поджал под себя ноги и зачем-то снял кепку.— Вот бы лампочку к донке присобачить... наверху! Тут батареи от фонаря пойдут. А?
— Ну, это запросто,— сказал я.— Только зачем? Колокольчики уже давно придумали.