Узкой и довольно крутой тропинкой я начал спускаться среди гибких весенних кустарников и ломкой прошлогодней травы. Огромные и высокие липы, а то и дубы грохотали сквозь ветер своими черными ветвями. И я даже устал от крутизны и ветрености спуска. У самой воды я остановился и присел на корточки. Я приложил свою разжатую ладонь к воде, но не ощутил никакого холода, я ощутил только быстро действующий внутри воды ток, самостоятельный, властный и решительно вступающий в обоюдное соприкосновение. Отсюда, от самой поверхности озера, острова казались бесконечно далекими, и движущимися, и тоже живыми, как и вся поверхность озера. Я весь замер, глядя снизу в даль движения этих, островов и вверх на движение птиц, распластанных над островами. Вдруг кто-то негромко, но внятно и очень бережно позвал меня:
— Дядя…
Я оглянулся. Совсем невдалеке, в маленьком углублении откоса, в такой незамысловатой пещерке с песчаными стенами сидел на рыжеватом голом валуне мальчик. Он сидел в коричневом недлинном пальто и в небольшой серой кепке.
— Дядя, посиди со мной, — попросил он.
Он попросил, и снял свою кепку, и засунул ее под мышку.
Медленно подошел я к нему и сел рядом. И положил ему руку на плечо.
Мальчик прикоснулся ко мне всем своим маленьким телом. И замер. Так мы сидели молча. И, сколько мы сидели, сказать было трудно.
— А у тебя есть мама? — спросил наконец мальчик очень тихо. Он спросил осторожно, словно боялся ответа.
— Есть, — ответил я.
— А где она?
— Далеко.
— И ты живешь без мамы?
— Я живу далеко от нее, — ответил я, как бы оправдываясь.
— Если бы у меня была мама, — сказал мальчик, мечтательно растягивая тихие слова, — я бы всегда жил с ней вместе.
Мы опять замолчали. Так мы сидели еще дольше здесь, в тишине и безветренной укромности утра.
— А как же ты сюда пришел? — спросил я мальчика.
— Там спят все, — ответил мальчик, — а я спать не люблю. Я давно проснулся. Оделся и пришел сюда.
Мы опять немного помолчали.
— Ты часто сюда ходишь?
— Каждый день, — ответил доверчиво мальчик.
— Что же ты здесь делаешь?
— Катаюсь.
— Как катаешься?
— Катаюсь вот на этих островах, — и мальчик указал вперед коротким тонким пальчиком.
— На каких?
— А вон, которые плывут по озеру. — Он указал на далекие острова.
Я заглянул в лицо мальчику, немного наклонившись, и встретился с его глазами. Это были серые тревожные глаза под белесыми короткими ресницами. Взгляд был чистый, но неспокойный. Лицо его было самое обычное, и я с грустью вспомнил Риту, красивую спокойную девочку, за которой вчера приехали на синей легковой машине. «За этим вряд ли приедут, — подумал я, — кому понравится такой совсем обыкновенный парнишка?».
— Меня зовут Костик, — сказал малыш.
— Какое у тебя хорошее имя! — сказал я.
— Я тоже так думаю, — согласился Костик.
— А как же ты катаешься на этих островах? — спросил я.
— Очень просто, — ответил Костик, надел кепку и сел перед озером совсем независимо.
— Очень просто? Ну как?
— А когда остров подплывет к берегу, я на него и прыгну, — сказал Костик и посмотрел мне в лицо, взгляд у него был напряженный.
— Ну а дальше что? — спросил я как ни в чем не бывало.
— Вот мы и поедем дальше по озеру, — оживился Костик, — и плаваем, и плаваем, и плаваем.
— А что же там?
— Где там? — насторожился мальчик.
— Ну там, где вы плаваете, — пояснил я.
— А там, — Костик махнул рукой, — там все есть. Там очень интересно. — Он задумался. — Там пароходы большие-большие и самолеты разные…
— А конфеты там есть?
— Конфет там нет, — пожал Костик плечами.
— А печенье?
— И печенья нет.
— А что же там еще?
— Ты знаешь, что еще? — Костик вопросительно посмотрел мне в глаза. — Там еще есть что-то… Что-то очень хорошее?
— Ну что? — озадачился я, совсем не предполагая, что же именно придумает малыш.