— Сказала же тебе, Джордж, отойти подальше от дома, — проговорила она. В руках она держала зубную щетку, пасту и картонный стаканчик с водой.
— Сказала. Конечно же, Эйнджи. Ты мне говорила. Но мы же не век тут жить будем.
— Свинья — она всегда свинья.
В ответ он рассмеялся.
— Кто кого называет свиньей, дорогуша!
Она сошла с крыльца. Окинула его уничтожающим взглядом.
— Ты вычеркнул себя из списка моих друзей, приятель.
— Ну ладно, Эйнджи, — произнес он заискивающим тоном. — Не надо, Эйнджи, пошутить что ли нельзя? Только ведь и всего.
— Объявились еще две шлюхи, и я уже не так хороша?
— Да мне и в голову ничего такого не приходило.
— А может, все-таки намылился попытать счастья с одной из них?
— Да чего там…
Она с презрением посмотрела на него.
— Фантазер ты, Джордж. Почему всегда слюнтяи вроде тебя считают себя могучими любовниками?
— Да ну все это к черту, Эйнджи, я только…
— Бедненький Джордж. Бедненький уродливенький Джордж.
Отвернувшись от него, она выдавила пасту на щетку и стала энергично чистить зубы. Я почувствовал, как комок в груди начинает потихоньку рассасываться. Мег была жива. Она находится в этом доме, живая.
Костинак подошел к блондинке вплотную. Они заговорили очень тихими голосами. Мне не было слышно, о чем они говорили. Искоса взглянув на дом, Костинак взял ее за руку и отвел подальше, прямо к тому месту, где был я. Мне захотелось врасти в землю. Они остановились метрах в трех от меня.
— Морг ведь главный, а? — сказала Эйнджела Фрэнкел. — Есть жалобы — поговори с Моргом.
— Да я только хочу сказать, дорогая моя, и сказать это тебе, а не Моргу, что все гладко шло до субботнего вечера. Клево все было, пока ты с Макейрэном не привезли сюда девицу эту.
— Нервишки сдают, Джордж. Сцепился из-за Кермера. Получилось же, так ведь?
— Да, выгорело это. Обещал это Морг Дуайту. Можно считать, частью плана было. Но сейчас мы все дальше от задуманного отходим. Фрэнк Келли мертв. И тебе бы надо было быть единственной женщиной. Трех никто не ожидал. И мы чересчур гоним картину. И ты, и Херм, и Морг, господи, да вы так держитесь, как будто все идет как по нотам, но я-то чую, все к чертям собачьим катится.
— Может, ты слишком дерганый для такой работы?
— Тебя что, вовсе не колышет, что баба этого полицейского вдруг объявляется?
— Ничего, Джордж, меня не колышет.
— Если она нас так запросто нашла…
— Смоемся мы отсюда раньше, чем кто-нибудь сюда заявится. Намного раньше.
— Конечно, Эйнджи, да только куда мы денемся? Ведь жарко-то как будет. Не пойму, чего вы с Моргом в толк этого не возьмете. Слишком много народу, черт побери, знает об этом слишком много. Они тебя вконец окрутят, как только с этими бабами потолкуют.
К моему облегчению, они повернулись лицом к дому.
— Думаешь, Морг теряет хватку? — в ее вопросе чувствовалось некое утверждение. — Думаешь, он наследить за собой может?
— Ты это о чем?
— Могу сообщить кое-что такое, чего ты не знаешь. Тебе, может, от этого получшает.
— Чего это?
— Макейрэн ошибся насчет девчонки Перкинс.
— И чертовски ошибся!
— Морг по-другому теперь относится к Макейрэну, Джордж.
— Но… он нам нужен. По тому, как все задумано, нужен он нам.
— Но сколько еще он нам будет нужен?
— Чего?
— Ты должен был узнать об этом позднее, когда мы в мотеле разделим то, что возьмем. Там-то и найдут Макейрэна — он как бы во сне жмуриком стал, а фургон его так и припаркован у входа. И никакой туфты не потребуется вроде отправки открытки мужику этой Мег — где тот может найти свою связанную женульку.
— Сделаешь Макейрэна, как ты сделала Кермера?
Голос у нее стал грудным.
— С помощью маленького шампура, Джорджи. Когда я кольнула им Кермера, он только «ой» и успел сказать, ко мне повернулся, бледный весь, а я ему и скажи: «Приветик от Макейрэна». А он покачнулся, будто устал здорово, и к бару поковылял. Клево получилось, Джордж.
— У меня от тебя по коже мурашки, Эйнджи.
— Третьим он у меня был. С одним побыстрей вышло, со вторым подольше, но быстро это получается или нет, у тебя такое чувство появляется, что ты распоряжаешься очередью на тот свет, что твоя очередь отодвигается. Вроде достаточное число раз повторить это — и ты жить вечно будешь.