Я, совершенно лишенный музыкального слуха, десятки лет храню в душе его чудесные, пронзительно искренние и очень добрые песни, и нередко - напеваю их, по велению души - конечно, не вслух, чтобы не травмировать эстетическое мироощущение окружающих своей певческой бездарностью.
Вот и сейчас, когда писал эти строки, во мне вдруг зазвучала простая и милая, известная всему моему поколению россиян песенка:
Шёл ли дальней стороною,
Плыл ли морем я, -
Всюду были вы со мнлою,
Верные друзья...
ДВЕ БЕСЕДЫ С ЯКОВОМ ЯВНО
ЯКОВ ЯВНО - певец, завоевавший признание слушателей во многих странах мира, неизменно живущий в искусстве интереснейшими поисками, обращенный к музыкальной культуре разных народов, стилей и эпох, неповторимый исполнитель еврейских песен, мудрый, интересный человек.
Я беседовал с ним в качестве корреспондента нью-йоркской газеты "The Bukharian Times".
"БЫТЬ БЛИЖЕ К ДРУГ ДРУГУ..."
(Первая беседа)
- Ваше творчество широко известно в русскоязычной Америке. Но несомненно, что многим хотелось бы более глубоко познакомиться с
вашей судьбой, вашими творческими устремлениями, вашими раздумьями о современной жизни, о мировоззренческих проблемах. Пожалуй, лучше всего начать с начала - с детства и юности.
- Я согласен. Ведь исключительно важно, кто был в твоей жизни. Зная это, люди, конечно, лучше понимают, кто есть ты сам. Я родился в Минске. Его называли городом КГБистов и партизан. Не скажу, что чувствовал себя там комфортно в ранней юности, но круг людей, в который я попал, меня радовал. Нас считали отщепенцами, потому что в 15 - 17 лет нам нравилось встречаться с иностранцами и узнавать, что существует какой-то иной, совершенно незнакомый нам мир, мы доставали и с упоением слушали пластинки, знакомившие нас с творчеством Битлз, Роллинг Стоун, Эллы Фицжералд, Луи Армстронга... Это стало для меня самой интересной музыкой и, несомненно, заметным фактором того, что сегодня я очень органично чувствую себя в мире американского музыкального искусства...
В нашей семье музыку очень любили. Отец окончил музыкальную школу, играл на скрипке, хотя по профессии музыкантом не был. Мама постоянно пела дома. С детских лет я бывал на спектаклях оперного театра и заявлял, что хочу быть артистом. Меня отдали в музыкальную школу, которую я окончил по классу баяна, затем поступил в музыкальное училище по классу дирижирования...
- Я знаю, что позже ваша учеба продолжилась в Москве...
- Вы правы. В 18 лет я приехал в Москву, чтобы продолжить учебу. Попытался поступить в ГИТИС, но на третьем туре меня "зарезали", а один из преподавателей, тоже еврей (он сейчас живет в Нью-Йорке), доверительно разъяснил мне, что я не смогу получать образование в этом институте по известной причине. Но, к счастью, в училище Гнесиных меня приняли на второй курс факультета актеров музыкального театра. А продолжил я свое обучение в академии Гнесиных у замечательного педагога и певца - солиста Большого театра, профессора Соломона Хромченко. Вспоминаю о нем и его супруге с огромной теплотой. Я чувствовал, что он меня обожает. Когда я приходил к нему домой, он говорил жене: "Цилечка, накорми, пожалуйста, Яшеньку, а потом мы начнем распеваться". Иногда сокрушался, обращаясь ко мне: "Не понимаю, что я могу вам дать - у вас от природы поставленный голос!" Я старался перечить: дескать, хочу получить серьезное образование, получить школу. И, конечно, он дал мне очень много...
Да, школа, основа - это, пожалуй, то, чем я могу смело хвалиться. И она, конечно, необходима артисту, чтобы его творческие находки выглядели не зыбкими, а убедительными. Кстати, в моем становлении, понимании не только творчества, но и жизни сыграла огромную роль дружба с такими великими людьми, как Сергей Параджанов или Махмуд Эсамбаев. Например, Параджанов учил меня: нет национальностей - есть люди, а в них имеется позитивное и негативное. И у меня возникло стремление быть представителем не просто какой-то группы людей, а представителем Культуры! Я горжусь тем, что я иудей, но горжусь и тем, что могу быть членом мирового сообщества, представлять всех людей, открытых этому миру!
- А как складывалась ваша артистическая судьба в России, и чем была вызвана ваша эмиграция?
- Сразу скажу, что оказался в эмиграции совершенно случайно. В то время я работал Москве, в Камерном еврейском музыкальном театре, был ведущим солистом, играл главные роли в спектаклях. Имел звание заслуженного артиста России и в 1989 году был представлен к званию народного артиста республики. Уже тогда много гастролировал по стране и миру, ощущал себя весьма востребованным - и, естественно, желания жить в другой стране не возникало. Но, замечу, в то же время мои родители уже были в Италии, и предстоял их скорый переезд в Америку, а моя сестра жила здесь.
И вот в 1990 году я был приглашен для работы в шоу на Бродвее. Во время моего пребывания в Нью-Йорке родители переехали сюда из Италии, и вскоре с мамой случилось несчастье - она оказалась в госпитале. Мне сообщили, что лечение продлится не менее полугода, и я, конечно, остался с мамой: бросить ее в такой ситуации было бы преступлением. И оставшись здесь, начал свой очень непростой путь.
- Каковы его главные особенности?
- На Бродвее у меня был успех: представляете, я заканчивал концерт после выступлений звезд Бродвея, и публика принимала меня с энтузиазмом. Но это был успех представителя России, и он никак не отразился на моем дальнейшем пребывании в Америке. Как американский артист я должен был утверждать себя по другим законам. Я испытал растерянность, просто не знал, что делать. Это был жуткий стресс. Меня начали использовать за весьма скромные гонорары, а то и бесплатно (дескать, в надежде на то, что мое выступление заметят какие-то люди, способные изменить мою жизнь). Я почувствовал совершенное безразличие к себе и тех людей, которые говорят со мной на одном языке. Как понял позже, это было обусловлено тем, что я не человек бизнеса и с меня невозможно получить какие-то материальные блага. Кстати, английским языком я тогда не владел совсем.
Однажды узнал, что еврейская теологическая семинария при Колумбийском университете набирает выходцев из России, имеющих музыкальное образование, для учебы в канторской академии. Я с большим успехом пел на вступительном экзамене и был принят. Полагаю, что только благодаря тому впечатлению, которое произвел там мой голос, мне оформили студенческую визу и нашли спонсора, который в полной мере обеспечил материально мое студенческое существование. Это было просто чудо! Я чувствовал свои обязательства перед этим учебным заведением и учился с огромной энергией.
Мне прочили невероятную карьеру, серьезный материальный успех. Но на третьем году обучения я понял, что это не мое, что я не могу быть кантором, проводником между Всевышним и людьми, не готов к этому психологически. Но понимал, что иным способом не смогу выжить в Америке, и уже готов был уехать обратно, в Москву.
И в этот момент я встречаю женщину, Айрин, которая становится моей женой. Она смогла буквально вытащить меня из глубокой депрессии. Я заканчивал учебу в семинарии, но твердо знал, что кантором работать не стану... Был принят в агентство, занимавшееся американско-еврейскими развлечениями, и - такая удача! - моей первой партнершей стала одна из сестер Бэрри.
Работая на американско-еврейском рынке, я быстро понял, что для обретения аудитории молодых людей и даже людей среднего возраста я должен искать новую подачу песен, новые аранжировки, вдохнуть в песни какую-то новую энергию. Но, открываясь огромному миру из своей общины, нельзя порывать с ней связь, потому что ты органическая часть ее - навсегда... Об этих моих поисках невозможно рассказать коротко. Я предлагаю слушателям разнообразные программы с разнообразными участниками.