Стороны к соглашению не пришли, и Костецкий все-таки написал «последушку», так называли в редакции отклики на фельетоны и критические статьи.
Она могла понравиться всем, даже неуступчивому Диме и крутому «главному», не говоря о директоре, который производил хорошее впечатление, и поэтому Костецкий ею гордился:
«Коллектив гастронома номер три-бис на общем собрании обсудил по поручению горторга фельетон Д. Первушина «А покупатель-то прав!», опубликованный в газете «Городская звезда» 10 октября с. г. На собрании признавалось, что за последний месяц коллектив действительно снизил уровень высокой культуры обслуживания, что выразилось в ослаблении внимания к смене халатов.
Как сообщил нам директор гастронома номер три-бис тов. Бровкин А.К., отмеченный недостаток в ближайшее время будет исправлен.
Одновременно в своем сообщении тов. Бровкин А.К. правильно указал на тот факт, что автор фельетона сгустил краски, о чем говорили в своих выступлениях работники гастронома, неоднократно занимавшего призовые места на смотрах культуры обслуживания.
Редакцией газеты сделано тов. Первушину Д. Н. предупреждение в плане необходимости более объективного изложения фактов».
«Главный» одобрил последушку, и Костецкий отправился в стан противника с белым флагом мира. Но чем ближе он подходил к гастроному номер три-бис, тем меньше его привлекала миссия миротворца.
«Почему, собственно, мы идем на попятный! — рассуждал он про себя. — Не хотим лишний раз ломать копья, а ведь Первушин, в этом я уверен, не придумал ни одного факта. Компромисс в данном случае — помощник плохой, так черт-те куда зайдешь...»
Он взял да и повернул восвояси.
Реформаторы
Инспектора отдела по озеленению и обводнению Матвей Акишин и Владислав Сургуч вернулись в свою комнату расстроенные, если не сказать больше — возмущенные: ни тот, ни другой не значились в приказе о выдаче денежных премий, только что зачитанном председателем профбюро на собрании. Они тяжело опустились в кресла и закурили.
Мощный телом, полнолицый Акишин молчал.
— Ну, тип! Ну, фрукт! — нервно заговорил худой, остроглазый Сургуч, имея в виду начальника отдела Николая Петровича. — Как срочные расчеты, так Акишин и Сургуч. Других нет, все интеллектуальные импотенты. Как раздача пряников, так Бромушкин и Поливанов, фантазеры и пенкосниматели, знатоки парковой культуры, так сказать... — Последовало крепкое выражение, и Сургуч, несколько остудив ораторский пыл, на время замолк.
Акишин, естественно, не дал заглохнуть беседе.
— В первом списке мы с тобой черным по белому стояли, я сам видел, — раздумчиво протянул он. — Однако Николаю Петровичу милей другие. Мы черная косточка, они белая. Начальству, говорят, виднее...
— О господи! — простонал Сургуч. — Какой он начальник! Размазня и неврастеник, вот кто он есть, был и будет. На его месте я бы давно перевернул здесь все к чертовой матери!
Сургуч устроился в кресле поудобнее и начал набрасывать картину кадровых перемен:
— Сезон преобразований я бы открыл Поливановым. Мне нет дела, что он талант и несет в себе творческий заряд. Пусть уходят на заслуженный отдых и разбивает зимний сад у себя дома. Заодно с ним лора на покой и скульптору-консультанту Бромушкину. Зачем эта ходячая энциклопедия и опыт всех времен и народов? Есть справочники, альбомы, музеи, наконец!
Вообще-то отделу необходим допинг, молодая кровь. Набрать девочек, они освежают атмосферу, на них приятно смотреть. Они стимулируют... Набрать мальчиков, этаких современных шустриков. Они и дефицит раздобудут, и билет на хоккей обеспечат, и на сверхурочную останутся... Знай командуй ими.
Впрочем, при правильном раскладе один из нас может спокойно занять место Бромушкина.
— Вот уж не рвусь... — лениво вставил Акишин.
— Не скромничай, Матвей, не прибедняйся: честолюбием тебя природа не обделила... Ну-с, продолжим. Под тем или иным соусом я бы уволил или подбросил соседям Батажникову. От ее принципиальности у меня делаются конвульсии. Неплохо было бы подыскать другое место и Рогачеву. Молодой, да ранний, тоже мне гений садовой архитектуры. Я шалею в его присутствии, а мне это ни к чему. Повторяю: необходим допинг, но... не за счет гениев.
Теперь относительно нашего шефа. Правда, он орешек крепкий, да и возраст не подошел. Сколько ему, кстати?
— Такие даты, Владик, не забывают, — пробасил Акишин, — прошлым годом полувековой юбилей отмечали. Ты еще дружеский шарж рисовал: дорогой именинник в рамочке из роз.
— Да, забыл, в чем и каюсь. Розовый венок к славной годовщине. Время зрелости и тому подобное. Значит, ему сейчас пятьдесят второй. Трудный случай. Может задержать здоровую кадровую перестройку.